Золотая книга. Пурана № 19 - [71]

– Некогда думать, Алексей, – дёрнул меня Гурьев. – Летасу ни слова. Бери Савитри и отправляйся в Карачи. Я останусь здесь, присмотрю за ним до вашего возвращения.

Мы зашли в купе и одновременно сказали:

– Собираемся.

В гостинице с солидным названием «Шива» в Биканере было значительно жарче, чем на улице: бетонное сооружение раскалилось до такой степени, что в комнате можно было печь свинину в фольге, если бы только в этой стране была свинина. Было здесь и очень шумно: окна выходили на оживлённую улицу, и оглушительный рёв мотоциклетных и автомобильных моторов вкупе с непрерывными сигналами клаксонов отражался от всех четырёх свежепокрашенных стен моей комнаты.

Мы остановились здесь инкогнито, предъявив портье вместо своих паспортов стодолларовую купюру, которой оказалось вполне достаточно.

Прежде чем мы снова собрались вместе, я заманил Савитри в свою каморку и легонько прижал к стене.

– Алексей? – Она была явно заинтригована. – Неужели?..

Я отступил назад:

– Тише, Савитри. Нам с тобой нужно будет срочно уехать отсюда. Летас должен думать, что мы возвращаемся в Дели.

– Почему?

– Потому что, нам кажется, он знает правду о том, где искать Книгу, и скрывает её. У тебя самой не создалось такого впечатления?

– Ну, он в целом непростой человек, ваш Летас… Но он же был с нами в самые жуткие моменты. И вообще, поиск Золотой Книги – это его идея. Это у тебя, случаем, не излишняя подозрительность, Алексей?

Я повернулся к окну:

– Да не знаю я. Но только настоящий специалист по индийской истории наверняка знает намного больше о цивилизации долины Инда, чем мы услышали сегодня от господина Гедвиласа.

– Где же вы найдёте такого специалиста, если даже Гедвилас не может помочь?

– Гурьев нашёл его.

– Где?

– Вот именно там, куда мы с тобой сегодня же отправимся, потому что нельзя терять ни секунды. Это хранитель музея истории в городе Карачи.

– Куда?! – Она отшатнулась от меня, как от чумы. – В Пакистан?! Да ни за что на свете!

О господи, я совсем забыл об этой многолетней неприязни между индийцами и пакистанцами. Савитри смотрела на меня так, будто я предложил ей отправиться со мной в ад, не меньше. Уговорить её было совершенно невозможно – легче заставить её вернуться в рабство на остров Сентинель и остаться там на целый сезон. Мне даже пришлось сказать ей правду: что я обеспокоен её безопасностью, что буду нервничать, – на что Савитри вытащила откуда-то из-за спины свой пистолет и легонько помахала им перед моим носом. Выяснилось, что её заявление об увольнении вступало в силу только с нового года, так что пистолет она ухитрилась оставить у себя.

Когда я совершенно обессилел, мы решили, что в Пакистан придётся всё-таки ехать мне одному. А Савитри как раз останется охранять безопасность и Гурьева, и профессора.

Созваниваться по мобильному телефону мы решили только в случае крайней необходимости, чтобы у властей не было информации о нашем местонахождении. В Биканере никаких признаков слежки пока не обнаруживалось, и это позволяло нам думать, что пара дней в запасе у нас есть, прежде чем власти обнаружат нас.

Для литовского профессора была придумана безобидная легенда: я будто бы уезжаю обратно в Дели, чтобы продлить свою трёхнедельную визу, подходившую к концу уже на днях. Обманывать никого не пришлось: я действительно сел в экспресс, везущий в столицу, но с другой целью – в пакистанском консульстве в Дели меня уже ждало письмо из российского торгпредства, организованное Гурьевым, с просьбой срочно выдать мне однократную визу в Пакистан в целях деловой командировки в Карачи.

Уезжая, я горячо просил Летаса выяснить наконец, где искать нам географические названия, указанные на золотой странице. Я до конца не мог поверить, что он скрывает свои знания, и был уверен, что к моему возвращению, даже если старик хранитель из Карачи ничем мне не поможет, профессор реабилитируется и непременно разгадает тайну города Банга. Гедвилас выслушал меня хмуро и обещал сделать все, что возможно, но предложение до конца не закончил, а это я счёл плохим знаком и отправился в столицу в мрачном состоянии духа.

Никогда не ездите в Карачи без крайней необходимости. В первую секунду после своего выхода из таможенной зоны международного аэропорта крупнейшего города Пакистана я пожалел о том, что уродился на свет. Такого шума, гама, жара и суматохи не было, наверно, и в Помпеях в их последний день – день печально известного извержения Везувия. Казалось, что, пока я два часа летел из Дели, наступил долгожданный конец света и все люди мира собрались в Карачи, этом последнем оплоте цивилизации. Собрались они с единственной целью – схватить меня за рюкзак и затащить в своё такси – колымагу, ровесницу независимости Пакистана, – и увезти на ней в райский отель, брошюру с изображением которого каждый из них держал в руке. Отели смотрелись пугающе, как и их агенты, и даже на первый взгляд явно уступали качеством ночлежке, в которой я оставил своих друзей в индийском Биканере.

Но я отмёл все привлекательные предложения по другой причине. Я не собирался откладывать визит в Национальный музей, с хранителем которого из предосторожности решено было заранее не договариваться. Мало ли… Устроишься вот так в какой-нибудь отель, а ночью к тебе в комнату проберётся парень с ножом, вроде того, в Варанаси, и не узнать мне тайны Золотой Книги. Мои родители, безмятежно живущие в благостном убеждении, что я весело провожу время на пляжах Гоа, вынуждены будут организовывать перевозку трупа на родину, а моя помощница Соня, успевшая отойти от налёта китайских триад на наш московский офис, замучается объяснять звонящим мне людям, что конкретно со мной случилось. Так уж лучше я узнаю сначала, что известно старику в музее: старик ведь, в общем-то, тоже не вечен…