Золотая чаша - [57]

– Поменьше сердишься, Хенни? И тихий ответ матери:

– Мне грустно. Я не могу долго на тебя сердиться, Дэн, ты же знаешь.

А затем он услышал звук, похожий на звук поцелуя, но не обернулся.

ГЛАВА 7

Мельницы богов мелют медленно, но не так медленно, как законодательные мельницы буржуазной демократии. И те перемалывают абсолютно все, более или менее. В данном случае получилось менее. Затянувшиеся слушания в специальной комиссии, сопровождавшиеся желчными, злобными выпадами сторон, наконец закончились, не приведя, однако, к принятию никаких новых законов. Была лишь подчеркнута необходимость соблюдать существующие.

Домовладельцы подверглись резкой критике за несоблюдение этих законов; как всегда много – с гневом и возмущением – говорилось о плачевном положении бедняков в самом богатом городе мира, после чего реформаторы разъехались по домам готовиться к новым битвам.

Заголовки газетных публикаций о работе комиссии были не столь кричащими, как в сообщениях об убийствах, но все же достаточно хлесткими. Многие видные уважаемые граждане, чьи фамилии до тех пор появлялись на страницах газет лишь в разделах с извещениями о бракосочетаниях или кончинах, пережили немало неприятных минут.

Журналисты, в первую очередь либерального толка, раскрутили тему на полную катушку.

Позор наших городов… Богатые домовладельцы несут ответственность за гибель людей во время пожаров… Преступная халатность… Эпидемии… Миллионы нажиты на человеческих страданиях… – вот какие заголовки мелькали на страницах газет. В серьезных статьях, посвященных анализу проблемы, виновники назывались поименно: Сазерленд, Ган Уотерс, Вернер.

В своей бело-желтой гостиной на втором этаже Флоренс лежала на софе, страдая от головной боли, а воскресная газета, послужившая причиной этой головной боли, валялась на полу. Вся семья пришла утешать Вернеров – Анжелика, Альфи и Эмили.

– Хорошо, что родители во Флориде, – вздохнул Уолтер. – Конечно, они получат нью-йоркские газеты, но мне почему-то кажется, что расстояние смягчит удар.

– К марту, когда они вернутся, – бодро заверил его Альфи, – все это уже забудется. Газеты набросятся на кого-нибудь еще.

Анжелика нервно перебирала белыми пальцами то бусины своего агатового ожерелья, то складки траурного платья из черного шелка.

– Ах, Флоренс, я рада, что твой отец не дожил до этого. Он и так настрадался за свою жизнь. Две его дочери стали чужими, а теперь вот на Уолтера такое свалилось.

– Что подумают люди, – простонала Флоренс.

– Возьми себя в руки, Флоренс, – упрекнул ее Уолтер, подавая ей пример собственным поведением. – Наши друзья и знакомые вряд ли поверят горстке падких на сенсации разгребателей грязи. Преступная халатность, – пробурчал он. – Побыл бы один из них в моей шкуре. Встраиваешь в квартирах полки, они разбивают их и используют на дрова. Ванны? Они хранят в них уголь. Водопроводные краны? Они снимают их и несут на продажу. До приезда сюда эти люди прозябали в хибарах на Сицилии, в России, Бог знает, где еще. Потребуется столетие, чтобы приучить их к цивилизации. Но одно мне ясно, с меня хватит. Больше никаких закладных. Я банкир, я не занимаюсь недвижимостью.

Пол внимательно оглядывал маленькую группу. Его позвали, когда он шел к себе в комнату, проведя несколько часов на катке. Здесь был иной мир. Вчера у тети Хенни царило оживление, хотя дядя Дэн и сказал, что само по себе принятие закона – это еще полдела.

«Все существующие дома такого типа надо снести», – заявил он. «Но на это никто не пойдет, слишком большие деньги поставлены на карту».

– Наверное, в доме моей сестры сейчас праздник, – сказала Флоренс. – Как же, они одержали победу, унизили Уолтера и меня.

Никто не ответил. Флоренс продолжала:

– Я не хочу создавать новые неприятности, их и так уже достаточно. Мама, я знаю, тебе приходится видеться с Хенни, ведь она твоя дочь. О тебе, Эмили, я не говорю, ты должна следовать за мужем, а Альфи – великий миротворец, всегда был таким, хотя даже тебе, Альфи, должно быть ясно, что в данном случае мир невозможен.

– Да, мои усилия не увенчались успехом, – признал Альфи. – Но мне очень хочется, чтобы вы помирились.

– Помирились, – как эхо повторила за ним Эмили. «Альфи слишком любит жизненные удобства, – подумал Пол, – уютный дом, вкусный обед, – чтобы вступать в какие-то споры, которые нарушили бы его покой, его воскресный послеобеденный сон, тратить на них энергию, необходимую для продвижения вперед».

– Это не твоя вина. Слишком велики наши разногласия, – объявила Флоренс. – А теперь после всего этого разрыв стал окончательным. Но я хочу задать вопрос Полу. Ни я, ни отец не старались повлиять на тебя, что-то тебе запретить. Но как ты сам можешь ходить к ним в дом? Мы ведь знаем, ты часто у них бываешь.

– Я и не пытался скрывать этого.

– Но разве не время занять какую-то определенную позицию? Ты ведь уже взрослый, – Флоренс скорее умоляла, а не ругала сына. – Ходить к ним, слушать, как критикуют твоих родителей – я этого не понимаю.

– Мама, они ни разу не сказали о вас ни слова. Иначе я бы не ходил к ним. Они вообще не обсуждают никого в отдельности. У них другие темы для разговоров.