Золотая цепь. Юсуф и Зулейха. Книга мудрости Искендера - [9]

Уста, что радуют сердца, открыл он,

Замок от ценного ларца открыл он,

Обвел он взглядом тех, кто был вокруг, —

Врата блаженства распахнулись вдруг.

Не комната пред ним, — чертоги рая,

Стоят кумиры, прелестью сверкая,

А среди них одна затмила всех,

В ее глазах — отрада, нега, смех,

Затмила всех пленительным обличьем,

Великолепьем, красотой, величьем.

Пред ней стояло множество подруг,

Покорных ей, готовых для услуг.

Она сидела, излучая счастье,

А сердце — у любимого во власти.

И негра обожгла ее краса,

Он то и дело тер свои глаза,

Не понимая, — спит ли, грезит ныне,

Вода пред ним иль марево пустыни…

К нему и утром не пришел покой,

То счастлив был он, то вздыхал с тоской.

Он счастлив был попасть в чертог подобный,

Где, мести не страшась иль стражи злобной,

Он видел то, что скрыто от очей,

О чем еще не слышал слух ничей,

Что не создаст ничье воображенье,

С чем не сравнится ни одно творенье.

Но тосковал, не веря в благодать…

Ему ли этим чудом обладать?

Он полагал: за наслажденьем вскоре

Последует отчаянье и горе.

Увы, пока живем, мы видим здесь

Отчаянья и наслажденья смесь!

Той птице, что с умом живет на свете,

Известно: там, где зерна, там и сети.

Она опаслива, хотя жадна:

Поборет жадность, не возьмет зерна,

Пока другие птицы, споря вздорно,

В беспечности клевать не станут зерна.

Она же прилетит к ним лишь тогда,

Когда увидит: птицам нет вреда.

Но если птиц постигнет доля злая, —

Умчится вдаль, свободной быть желая.

КОРМИЛИЦА ВОЗВРАЩАЕТ НЕГРА ОБРАТНО В ЕГО ЖИЛИЩЕ

Кончалась ночь, и стало рассветать.

Красавец негр свалился на кровать.

Своих смятенных чувств смежил он очи,

Он отдал ум на разграбленье ночи:

Старуха унесла его тотчас

В то место, где заснул он в первый раз.

В беспамятстве он долго находился

И только поздним утром пробудился.

Протер глаза — и смотрит, изумлен:

Исчезло все, что ночью видел он!

Где собеседницы его ночные?

Где радости, что он познал впервые?

Где солнце красоты? О, где оно?

В руках — воспоминание одно!

Хотел он разобраться в этих чарах,

Расспрашивал и молодых и старых,

К заветной цели он искал пути,

Но в мире скорби должен был брести.

В смятенье он услышал просьбу друга —

Назвать причину своего недуга.

Ответил он: «Повергнут я в беду,

Спасения от горя не найду.

Играя мной, красавица нежданно

Меня свела с пути, — мила, желанна…

Не выразят ни разум, ни уста,

Какой хвалы достойна красота.

А спросят: с нею повстречался где ты?

А спросят: имя назови? Приметы?

А спросят: где ее квартал и дом?

Земля какая стала ей гнездом?

Хуллах или Фархар[6] — ее отчизна?

Тибет, страна татар — ее отчизна?

Ее глаза подведены сурьмой,

Или они сотворены сурьмой?

Черны арканы кос ее плетеных, —

Иль то силки для страждущих влюбленных?

Искусственною родинкой мила

Иль красоту сама и создала?

Ее уста — для утоленья жажды

Или, взглянув на них, погибнет каждый?

Когда подобный зададут вопрос

Тому, кто пролил столько горьких слез, —

Я промолчу. Где правды свет? Не знаю.

Два слова я скажу в ответ: „Не знаю“».

Что облик, цвет? Меняются они.

Одно лишь содержание цени!

НЕ ПОРИЦАЙ ВЛЮБЛЕННЫХ

Везде, где есть любви произрастанье,

Там ветви — горе, а плоды — страданье.

Не надо их упреками губить,

Советами жестокими рубить.

Небес приостановится вращенье,

Недвижная земля придет в движенье,

Но я своей возлюбленной не дам

Моей души покинуть чистый храм.

Подруга азбуку любви дала мне,

Узором в сердце высекла на камне.

Я зеркало разбил о камень тот, —

Укоров камнем кто меня побьет?

В ПОХВАЛУ СТИХА

Стих — это птицы разума паренье,

Стих — это гордой вечности творенье.

Суди о том, что´ птица говорит:

В костре горит или в саду парит.

Когда стихи сияют совершенством,

Они дарят читателя блаженством,

Когда в костре тщеславия горят, —

Лишь едким дымом, гарью нас дарят.

В стихах читая просьбы, униженья,

Мы чувствуем и гнет и раздраженье.

Но если с правдой связаны слова, —

И красота и сила их жива.

Пройдет их слава по путям небесным,

Поэта имя станет всем известным.

А если строки ложью рождены,

Их суть презренна и слова бледны, —

То в бороде застрянут виршеплета

И сверх усов не будет им полета.

Стих должен быть прозрачным родником,

Рубинами обильным, — не песком.

Чтоб не скрывал родник своих жемчужин,

Чтоб дивный блеск был сразу обнаружен;

Чтоб не была вода его сходна

С водою грязной, где не видно дна.

Тогда напрасны поиски жемчужин,

Уйди, — такой родник тебе не нужен:

Слова мутны, и непонятна суть,

И узок, темен к содержанью путь.

Лишь после долгих, трудных размышлений

Поймешь ты смысл таких стихотворений.

ПАМЯТИ ВЕЛИКИХ ПОЭТОВ

Увы, трудились бедные поэты,

В чьих одах повелители воспеты.

Себя вписали в летопись времен,

И мир не забывает их имен.

Давно лежат в земле тела поэтов,

Но живы имена, дела поэтов.

Жемчужины низавший мастерски,

Саманов дом[7] прославил Рудаки.

Он спутником народа был родного,

Не мог избрать обычая иного.

Не уставал он жемчуга низать,

Они — четырехсот верблюдов кладь.

Он бренный мир покинул на верблюде,

Наследники его сокровищ — люди.

Живут стихи — и он живет сейчас,

Поэта имя — светоч наших глаз…

Был взыскан Унсури самой природой.

Был редким элементом[8] и породой,

Жемчужиною четырех стихий, —

И слушал целый мир его стихи…

Он мускусом похвал наполнил строки,

Он в книгах воспевал дворец высокий,