Зола - [21]

— Да… — сказал он сонным голосом. — Да, я… Нет, не появлялся… Понятия не имею. Хорошо, если прорежется, сообщу. Ах, вот как? Да, я дома, куда я денусь. Я надеюсь, что уж такой глупости он не сделает. Да, конечно. Ведь мое дело сторона… До свидания.

Он положил трубку и опять задумался, положив руки на стол и переплетя пальцы. Вика в это время тихо прокралась назад в комнату.

— Скажи своему кавалеру, чтобы одевался, — проговорил взрывник, не глядя на нее. — Чем скорее вы уберетесь, тем лучше.

— Что-то произошло? — пролепетала Вика.

— Произошло. Но это вас не касается… если вы тут не задержитесь. И вот ещё что… — Наум Самсонович встал, подошел к серванту, сдвинул планку и достал оттуда пачку долларов. — Смотри. Здесь пять тысяч.

— Ну?.. — у Вики перехватило дух.

— Они твои могут быть… при одном условии.

— При каком? — Вика напряглась. Она ожидала любых предложений — и, что самое главное, сомневалась, как она отнесется к самым немыслимым предложением. Пачка банкнот выглядела слишком заманчиво.

— Сыграй глазами, — проговорил взрывник.

— То есть? — Вика не поняла.

— Говорят, женщина может любую любовь изобразить и выразить. Сможешь хоть секунду посмотреть на меня так, как смотрела на своего Стасика — ну, чтобы свет в твоих глазах до сердца проникал — деньги твои.

— Ааа… — Вика наморщила лоб, потом посмотрела на взрывника. Чтобы помочь глазам обрести нужное выражение, она сперва изобразила умильную улыбку, которую почти сразу же стерла с лица.

Она смотрела на взрывника, а тот — на нее.

— Нет, не получается, — вздохнул он. — Вроде, и манкость есть, и блеск, а вот огонька… Вот такого пламени, которое весь мир опалит, врага твоего сожжет, если на пути попадется, а ты невредим останешься в самой его сердцевине, и только греть оно тебя будет… такого нет. Значит, так тому и быть. Это хорошо.

— Почему? Почему «хорошо»? — растерялась Вика.

— Выходит, не все женщины сыграть могут. Хорошо узнать, что, какая женщина ни есть актерка, а кое-что и ей не под силу. Ладно, ступай. Замешкаетесь — худо вам будет.

… - Что такое? — спросил Стасик, когда Вика вошла. — О чем вы говорили?

— О том, что он нас гонит прочь, — сказала Вика. — Говорит, если мы не уберемся побыстрее, то нам будет плохо. Видно, кто-то едет сюда. В общем, одеваемся!

Стасик вскочил с кровати и быстро стал одеваться.

— Видно, это как-то связано с телефонным звонком, — сказал он.

— Да, он о чем-то серьезном говорил по телефону, пока я мылась, сказала Вика. И, одеваясь с не меньшей скоростью чем Стасик, добавила, подтягивая и расправляя колготки. — Теперь я знаю тайник, в котором у него деньги лежат.

— Он достал их при тебе?

— Да. Видно, тоже хочет смыться. Но уже после нас.

Стасик вздохнул и с сомнением покачал головой.

— Не до денег сейчас, ноги уносить надо, пока целы… Да и не справимся мы с ним.

— А если бы и справились, то нас бы собака не выпустила, — сказала Вика. — Стрелки мы никакие, а собака на месте сидеть не будет. Она нас в клочья издерет, пока мы в неё попадем, — она тоже вздохнула. — Жалко. Деньги большие.

Взрывник стоял у окна и барабанил пальцами по стеклу. Когда полностью одевшиеся ребята вышли из каморки, он резко повернулся к ним.

— Готовы?

— Да, — сказал Стасик.

— Пойдем, провожу, — он перехватил взгляд Вики, смотревшей туда, где, когда она уходила, на столе лежала пачка банкнот, и ухмыльнулся. Переживаешь? Нельзя вам такие деньги иметь. Испортят они вас.

— Но у нас вообще почти ни копейки… — рискнула заметить Вика.

— Так выдам вам пятьдесят рублей, на дорогу. Этого более, чем достаточно. Пошли.

Он вывел их за калитку и показал рукой.

— Пойдете вон в том направлении. По утоптанной дороге, чтобы ваших следов не оставалось. Идти часа три. Там в полустанок уткнетесь, электрички до часу ночи ходят, а сейчас восемь. Нормально успеете. Можно за час дойти до полустанка на другой ветке, ближней, но там раза два поворачивать надо, да и… Словом, на пути к ближней ветке засечь вас могут, а на пути к дальней никто не засечет. Топайте. Ну!

Стасик и Вика побрели прочь, а взрывник, чуть подождав, пока они растворятся в темноте, вернулся в дом, по пути потрепав пса:

— Отпустил бы я тебя, да ты ведь все равно от меня не уйдешь.

Он прошел в каморку, снял белье, оставленное нежданными гостями неубранным, комом запихнул его в комод. Развернул свернутый в рулон коврик, закрыл им диван. Его пальцы при этом что-то нащупали. Он включил верхний свет и разглядел пятно крови, ставшее темным и почти неразличимым на темном ковре в узорчатых разводах. Некоторое время он, задумавшись, глядел на это пятно — глядел так пристально, что оно начало двоиться у него в глазах. Тогда он выключил свет в каморке, вернулся в большую комнату, стал расхаживать по ней широкими кругами. Он явно нервничал.

— Ты там? — спросил он, когда оказался возле угла, в котором обитал паук. — Все плетешь свои силки? Боюсь я, недолго тебе осталось. Разорят твое хозяйство. Без злого умысла, а так… со мной разбираясь. Зря я впутался в это дело, зря. И Жихарь, с его хитрыми планами, на которые он так полагался, слишком явно обозначил мое участие в этой истории. Раз звонят мне, его разыскивая — значит, дело плохо. Значит, и меня за жильца не держат. То есть, или заказчики вот-вот подъедут, или друзья этого гребаного Изотова — пытаться вытрясти из меня, кто заказчик. Ну, если б Жихарь сейчас здесь раненым валялся, было бы ещё хуже. Впрочем, не валялся бы он…