Зола - [19]

— Вот так… Входи чуть снизу… А то больно, будто… И… — это «и» перешло в короткий стон, и почти сразу же все было кончено. Стасик отвалился от Вики, тяжело дыша и чуть ли не с недоумением глядя на девушку. А она, присев, смотрела на него с не меньшим недоумением.

— Вот и все… — пробормотал Стасик.

Вика кивнула и провела рукой по дивану.

— Кровь… — сказала она. — Меньше, чем бывает… если верить рассказам, — ока коснулась своего рта, сразу отняла руку. — И здесь кровь.

Она до крови прокусила себе губу, ожидая того страшного и неведомого, что должно произойти.

— Я… — Стасик говорил с трудом, будто после отчаянного забега на длинную дистанцию. — Я должен был… В этой китайской книге по искусству любви… ну, где они все называют «нефритовые ворота» и «нефритовый столб»… там написано, что очень часто, лишая девственности, надо подкладывать подушку… тогда входишь мягче и под нужным углом… но я… я так… меня так захватило…

— О чем ты говоришь? — пустым голосом произнесла Вика.

— О том, что я должен был позаботиться о тебе… Чтобы тебе было хорошо.

— Мне и так было хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.

— Правда?

— Правда. А тебе?

— Мне тоже, — сказал он. — Только жалко, что все произошло так быстро. Будто, действительно, вспышка молнии. Но ведь потом у нас все это будет происходить дольше, всегда так…

— Да, — она ещё не могла прийти в себя, не могла разобраться в своих чувствах. И мысли были в полном смятении.

— Теперь ты больше не будешь бояться? — спросил Стасик.

— Нет, — машинально ответила она.

— И я не буду, — Стасик пододвинулся к ней, обнял её, бережно и немножко неловко, а она положила голову ему на плечо.

— Я тебя люблю, — сказала она.

Ее глаза теперь отливали особым огнем, сумрачным и светлым одновременно, и этот огонь преображал не только её саму, но и Стасика.

— И я тебя… — сказал он. И добавил. — Мы теперь взрослые.

— «Вот и стали мы взрослыми вдруг», — рассмеялась Вика. И, после паузы. — Ты знаешь, я действительно переменилась. Я готова была… Я ничего не чувствовала, когда нажала на курок и разнесла череп этому типу. Я бы вперед тебя выстрелила в этого старикана… Наума Самсоновича, проговорила она, не удержавшись от ехидцы над необычным именем, — и стала искать его деньги. Но теперь, когда все произошло… Я бы больше не смогла убивать. И, наверно, никогда не смогу. Сейчас я не взялась бы выстрелить в человека. Во мне… не то, что все перевернулось, а будто что-то иное поселилось.

— Кажется, я тебя понимаю, — сказал Стасик.

Вика кивнула. На данный момент она абсолютно верила в то, что говорит, и поклялась бы без задних мыслей, что говорит полную правду. Потом она подумала о другом — и слегка нахмурилась.

— Как ты думаешь, убьют нас или нет? — спросила она.

— Мне почему-то верится, что нет, — ответил Стасик. Может, он и врал но теперь он чувствовал себя обязанным врать, чтобы хоть так оградить Вику от угнетающих страхов.

— Значит, нет, — согласилась Вика.

Они не заметили, как вернулся хозяин дома — если где и скрипнула калитка, то им было не до того. Может, он и дверью слегка хлопнул, входя но они его не расслышали. А обученный пес не стал лаять при появлении хозяина — молча завилял хвостом.

— Хорошо, Барс. Иди в прихожую, — сказал взрывник, поворачивая ключ в замке запертой комнаты.

Вика и Стасик подскочили, но было поздно. Они и отпрянуть друг от друга не успели, когда взрывник увидел в полуоткрытую дверь обнаженную парочку в обнимку на диване.

Сразу притворив дверь так, чтобы оставалась лишь маленькая щелочка, он в эту щелочку сказал — спокойно, с чуть тяжеловесной иронией:

— Эй, вы, кролики, нашли время!.. Одевайтесь и выходите.

Но при всем внешнем спокойствии, его, похоже, глубоко потрясло увиденное — в те мгновения, пока он ещё был один, он стоял столбом, глядя в одну точку, и в этой точке мерещились ему смутные пятна, похожие на очертания влюбленных: тающий мираж, в котором ярче всего выделялись и таяли медленнее всего две зеленоватые звездочки Викиных глаз.

Раздосадованный взрывник пробурчал себе под нос:

— И что это я?..

Стасик и Вика одевались быстро, вроде бы перепугавшись — но, при этом, не могли удержаться от сдавленного хихиканья и перемигивания. Что-то переломилось, атмосфера стала иной — возможно, у них возникло ощущение, что, войдя в мир взрослых, они очертили вокруг себя заколдованный круг, сквозь который никакая напасть до них не доберется. Кроме Вия, конечно… И смутная мысль о том, что хозяин дома может все-таки оказаться Вием, была единственной мыслью, отравлявшей им жизнь.

Взрывник, расслышав это сдавленное хихиканье, свел брови и опустил голову. Так он и стоял истуканом, пока Стасик не спросил из-за двери:

— Можно выходить?

— Нужно! — ответил взрывник, сразу выходя из забытья и принимая обычный вид.

Стасик и Вика вышли в большую — по сравнению с каморкой, где они сидели, можно было называть её большой — комнату. Вид у них был смущенный, но при этом хитроватый. Взрывник это отметил, пробормотав:

— Знает кошка, чье мясо съела… Садитесь, чаю выпьем, — добавил он. Небось, не жрамши весь день.

Они сидели за столом, пили чай, ели тушенку прямо из банки неразогретую, цепляя куски вилками и накладывая на хлеб. Только сейчас Стасик и Вика поняли, как они проголодались, и рубали за обе щеки. После тушенки перешли к густому клубничному варенью, которое взрывник выставил на сладкое, истребляя его тем же макаром.