Зной - [70]

И тут Дэн опять закричал – что-то ужасное, нечленораздельное, мешая английский и суахили: этот крик был похож на безумие. Она увидела, как несколько туземцев повернули головы и, не переставая дергаться вместе со всеми, стали показывать в их сторону, привлекая внимание остальных. И тогда, в полном отчаянии, она снова повернулась к Дэну и заговорила:

– Ты спросишь: я пойду к нему? Конечно, милая. Вернешься. Я не упрекну: сон добрый, милая. Заплачешь. Ладонью брызнешь по щеке, – заплатишь. Вот другая, милая. Не нужен? Это ничего. Любви вам, милая. Умрешь.

Она закончила, глухо произнеся последнее слово. Дэн замолчал. Не глядя на нее, он судорожно морщил лоб, словно совершая нечеловеческие усилия, чтобы вспомнить, понять, почему ему стало невыносимо больно, когда лежавшая с ним рядом незнакомка произнесла последнее слово – и почему ему вдруг стало страшно не за себя, а за нее? И откуда это едкое ощущение стыда перед изможденной женщиной с темными кругами вокруг глаз?!…

И вдруг слезы брызнули из его глаз, и Арабелла вздрогнула, услышав свое имя.

И тут же она услышала утробный вопль – это кричала Тин-Тин.

– Закрой глаза. Пусть думает, что мы еще не очнулись, – успела сказать Арабелла, прежде чем «мать покомо» вошла под навес.

А потом Арабелла услышала голос Мубакара, что-то отвечавшего Тин-Тин, и слабый лучик надежды снова озарил ее сознание, заставляя искать спасительный выход, который должен был быть… просто не мог не быть!..

Вся жизнь в деревне покомо пронеслась в ее голове одним длинным днем. Сколько же они успели пережить! Внезапно Арабелла вспомнила: Дэн несколько раз начинал говорить ей о том, что знает, как быть, если… Но как спросить у него? И вспомнил ли он вообще что-нибудь, кроме ее имени?

Убедившись, что пленники спят, Тин-Тин сделала свою первую ошибку: она приказала Мубакару перерезать на спящих веревки. Арабелла почувствовала, что кто-то коснулся ее ступни, но до тех пор, пока не услышала знакомого голоса, глаз не открыла. Убедившись, что рядом с ними нет никого, кроме их неожиданного сообщника, Арабелла спросила:

– Сколько времени мы проспали?

– Два дня.

– Господи! Что же делать?!

Не глядя ей в лицо, Мубакар молча разрезал веревки. И тут Дэн, не открывая глаз, прошептал:

– Мубакар, ты был у нас в хижине? «Слава Богу, – вздохнула Арабелла. – Он приходит в себя, а значит, я не одна».

– Да, – ответил туземец.

– Там, справа у входа, стоят два калебаса: один с водой, а во втором – мешок. Принеси этот мешок сюда. Но никому не показывай, что внутри.

– Хорошо, я попробую. А вы старайтесь тянуть время.

– Ты знаешь, что они собираются делать?

– Да, но я знаю не все. Это надолго. Сначала они вас нарядят, а потом устроят в вашу честь праздничное пиршество. Им надо показать крокодилам, что покомо очень дорожат вами.

– Не понимаю, – Дэн открыл глаза.

– Дарить крокодилам можно только то, что дорого самим. Они угостят вас всем самым лучшим, что у них есть. А потом…

– Я понял, Мубакар. Мне необходим мешок!

– Хорошо. Все, она возвращается. Я думаю, лучше вам проснуться самостоятельно – они несут факелы.

Пока они перешептывались, Мубакар разрезал все веревки, а затем замотал руки пленников обрывками, но не завязал, а дал им концы, чтобы их можно было незаметно спрятать в кулаке.

Когда Тин-Тин, одетая в уже известный Арабелле крокодилий наряд, в сопровождении всего племени вернулась к навесу, Арабелла и Дэн сидели, прислонившись друг к другу спинами.

Тин-Тин действительно повела себя так, словно они были самыми дорогими гостями на этом празднике. И хотя никто больше не называл Арабеллу «демо Дабау», Тин-Тин, подойдя к ней, упала у ее ног на землю и коснулась лбом ее коленей. С Дэном она была сдержанней – лишь чуть наклонилась вперед, свесив руки, как плети.

Ощущение нависшей над ними смертельной опасности обострило все чувства Арабеллы. Она будто впервые увидела Африку – ту Африку, к которой уже успела немного привыкнуть, любуясь по ночам плясками мерцающих светлячков, просыпаясь под гомон больших ярких птиц и поднимая упавшие у их хижины красные цветы банана.

Берег реки был прекрасен. Пушистые головки, сидевшие на высоких стеблях папируса, трепетали на ветру. Сами стебли были переплетены и опутаны вьющимися растениями с неправдоподобно крупными цветами. Даже туземцы, стоявшие на границе берега и сверкавшей на солнце реки, поразили Арабеллу своей дикой красотой: их тела светились от ярко-зеленой и желтой раскраски, а головы украшали высокие маски самых причудливых форм.

Теперь Арабелла и Дэн стояли на высоком помосте, к которому еще недавно были крепко привязаны. Рядом с ними стояли Пантелеон и Тин-Тин, а у них за спиной возвышался великан Мубакар.

На помост поднялись две девушки покомо. Они держали в руках венки, сплетенные из цветущих веток. Девушки приблизились и надели венки на плечи Дэну и Арабелле. За ними поднялись еще две девушки и стали надевать на запястья и щиколотки пленников ожерелья из стеблей маиса. Девушки поднимались на помост, пара за парой, и продолжали наряжать их… Последняя пара надела на них наголовники в форме высоких пирамид: человеческие фигурки из черного дерева сидели друг на друге, как цирковые акробаты, а самый верхний держал в руках крошечного деревянного крокодильчика. Арабелла рассматривала все это, глядя на Дэна, и не понимала, как они теперь двинутся с места – таким тяжелым был этот торжественный дикарский наряд. А ведь им, возможно, придется бежать!..