Знай мое имя. Правдивая история - [22]

В словарях слово отрицание объясняется как «отказ признавать правду или существование чего-либо». Но такой отказ уже сам по себе зло. Если я отрицаю твою правду, то утверждаю, что ее не существует. И тем самым ставлю под сомнение твою чистоту. Правда, которую знала я, была непростой. Она была за пределами понимания. Она захлебнулась бы в юридических терминах, нападках личного характера и попытках ее исказить раньше, чем стала бы такой туманной, что я сама не в состоянии была бы ее увидеть.

Я вернулась домой и снова открыла новости. Рамки текста выстроились на экране ровными рядами зубов. Я была готова увидеть перед собой толпу с поднятыми вилами, не принимающую мою правду. Но по мере того, как я читала, палец все медленнее прокручивал колесико мыши.

Ему всего девятнадцать! Она что, замутила с первокурсником? Не делает ли это ее хищницей?

Вы когда-нибудь слышали о групповых изнасилованиях в Индии? Вот там женщины страдают от настоящей боли, а вы хотите случившееся назвать нападением!

Скучающие детки из пригородов просто не могут удержать свое хозяйство в штанах.

Ерунда какая-то. Он же не тащил ее. И если у нее есть парень, почему он не пришел с ней на вечеринку?

Ну просто «Мать года»! Что это за мать такая, которая сама подвозит двух своих дочерей на студенческую вечеринку?

Никто, конечно, не пытается ни в чем обвинить жертву, но что-то не так в ситуации, когда ты напиваешься до бессознательного состояния.

Да она даже не училась в Стэнфорде.

Она что, отключилась, когда сняла трусики, чтобы пописать?

Куда делась взаимовыручка?

Я, например, не уверен, что там произошло такое уж серьезное преступление, если вообще преступление имело место. Скорее, тут речь о развратном поведении с обеих сторон.

Он что, напичкал ее наркотиками? Если нет, то как вообще женщина может до такой степени напиться? Даже я не позволяю себе доходить до состояния, когда не знаю, что делаю.

Казалось, всех возмущало, что я позволила себе быть уязвимой, а не то, что он воспользовался моей уязвимостью. Употребление алкоголя само по себе не аморально. После суровой пьянки поможет Advil и вода. Но если ты перепил, а тебя еще и изнасиловали — готовься к всеобщему осуждению. Люди были сбиты с толку тем, что я не сумела защитить себя.

Тут настоящая загадка! Перспективный спортсмен, очень умный, симпатичный мальчик. Можно предположить, что вокруг него вьется много девушек, желающих с ним переспать! А он вот так запросто берет и разрушает свою жизнь? Что-то с трудом в это верится.

Возмущения того рода, которое я представляла себе, практически не было. Некоторые писали о нем отвратительные вещи:

У такого красавчика нет никаких шансов продержаться в тюрьме.

Были комментарии, в которых меня поддерживали:

Пожалуйста, Эмили, не позволь этому сломить себя.

Верни себе свое имя и будь счастлива!!!

Если Брок Тёрнер невиновен, то я сказочная птица феникс.

Это полная лажа.

Такие слова на время возвращали мне веру, но их тепло быстро таяло. Я находила, что в общем люди оставались вполне себе равнодушными, правда, испытывающими легкую брезгливость по отношению к случившемуся и, конечно, свято верящими в то, что их детей такая судьба ну никак не коснется.

В тот вечер я много чего выяснила. Я узнала, что два года подряд он приводил команду Оквуда к победе на чемпионате штата. Узнала, что он был перспективным спортсменом, чемпионом по плаванию, вторым на дистанции двести метров на спине. Узнала, что по поводу стиля «на спине» существовало множество шуток. Узнала, что мне дали прозвище Пальчики Оближешь. Узнала, что не заслужила помощи, потому что у меня не было никакой травмы. Узнала, что он был еще совсем малышом, но никак не преступником. Состоявшимся, образованным, воспитанным юношей, но никак не злым и не опасным. Узнала, что именно он потерял все. Узнала, что я, с которой все это случилось, просто была никем.

Ярость, кипевшая и ревевшая у меня в груди все утро, превратилась в несколько тлеющих в горле угольков. Я выключила компьютер и легла. Я не могла понять, как все, чем я была, в мгновение ока превратилось в потерявшую сознание и изнасилованную женщину. А тот, кто никак не мог считаться примером для подражания, стал вдруг в лучшем случае предостережением. Если бы кто-нибудь мог объяснить мне. Я знала, что буду публично унижена и навсегда заклеймена. Эту часть меня нужно было отсечь. И я возложила весь ужас, все трудности, неясное будущее, облитую грязью личность на Эмили. Во сне я плыла в бассейне, и мои легкие сжимались, когда я выдыхала воду, когда затихали добрые голоса, говорившие мне: птица феникс… лажа…

На следующий день в кофейне лежала стопка газет с ярко-синим прямоугольником на первой полосе. Это была вода в бассейне. Я увидела часть бледной руки Брока, большие рачьи глаза, голову в шапочке. Синими прямоугольниками были завалены все столы вокруг меня. Брок плыл сквозь кафе. Мужчина с мощной шеей, одетый в тенниску, сел на стул и раскрыл газету. Я осмотрелась и задумалась, оставляли ли эти люди комментарии к статьям, следовало ли мне их ненавидеть, бояться или опасаться.

Я попросила сестру не читать комментарии. Объяснила ей, что большинство людей, написавших их, потратили на статью, где факты были нагло искажены, не более двух минут. Это крошечная часть населения, и если опросить всех, то ответы были бы гораздо более обстоятельными и сочувственными. «Так что просто не читай, ладно? Кому вообще какое дело!»