Царь хотел ударить в самое сердце Швеции, в Сконию, и готовил в поход свою морскую пехоту. Его аппетиты росли. И едва в Зеландии собрались 24 000 русских войск, как он потребовал, чтобы ему была уступлена шведская Карлскрона, что ошеломило союзников. В этом случае он контролировал бы вход в Балтийское море!
Чтобы понять, что это значило, надо иметь в виду, что триста судов, приведенных Норрисом в Ревель, это капля в Балтийском море! Даже сто лет спустя в Петербург будет приплывать не более 600 — 1000 судов в год, и доля огромной России в балтийском g товаропотоке редко превышала 10 %.
Например, с 1783-го по 1860 год число судов, проходящих Зунд, выросло с 10 000 до 20 000, причем более половины из них были английскими! И Британия приняла меры. Когда выяснилось, что еще 16 тысяч русских войск появилось перед Копенгагеном (плюс 6 тысяч человек команд галерного флота), даже у доверчивых датчан возникли подозрения. Они окрепли, особенно когда распоясавшийся Петр потребовал доступа к гавани, к верфи, к крепости столицы и захотел расквартировать полки в самом городе. Без предупреждения он с галерами перешел в Кронборг, тот самый, гамлетовский, рядом с Эльсинором, в самом узком месте Зунда, где всего четыре километра до шведского берега — и со дня на день откладывал высадку в Сконию.
Встал вопрос «быть или не быть?». Датчане трезво взглянули на опасного союзника — и испугались за своего наивного короля. Они увеличили число часовых на верках[5], а ночью пьяным русским не разрешили оставаться в городе. Комфлота получил строгие инструкции следить за их галерами, не слушаться царя и самому командовать своим флотом. Положение в Копенгагене обострилось до крайности.
Почему же Петр так и не решил — то ли идти войной в Швецию, то ли предварительно захватить гостеприимную Данию? Ответ — английский флот. Пока деликатные датчане искали способа выразить неудовольствие быстро ставшему нежелательным союзнику, решительный Норрис провел нужные переговоры и даже предложил захватить русский флот. Он будто бы даже получил приказание взять царя в плен! Умело пущенный слух подействовал, и русским наконец-то предложили отозвать свои войска. Петр ушел нехотя, лишь в конце октября. Только тогда ушел и Норрис, и лишь несколько английских кораблей оставалось на всякий случай у датской столицы.
Если бы не предусмотрительность и решительность Британии — как знать? — быть может, Россия подмяла бы Европу уже тогда.
В 1718 году Норрис снова появился на Балтике, но уже не как союзник России. Жесткую последовательность Британии Петр понял правильно, запросил Лондон о намерениях, а три своих корабля назначил для затопления на входе в гавань Кронштадта. Но — не чета слабым духом потомкам — царь потребные для затопления камни приказал уложить в сетях, чтобы потом, при подъеме судов, их легче было вытаскивать.
Русский флот рос, соответственно и Норрис в 1720 году привел уже 25 кораблей, соединившихся с 11 шведскими — весьма крупные силы. Царю давали понять, что в любом случае арбитром на Балтике будет Англия. Кстати, именно с этого года угасает активность Петра в строительстве флота. Возможно, он понял, что плетью обуха не перешибешь. Норрис объявил, что прислан для защиты шведских берегов и, хотя три недели блокировал Ревель, большой активности не проявлял. Царю позволили пожечь шведские берега, но при этом вынудили предоставить английским купцам режим наибольшего благоприятствования. В итоге британский флот дал понять воюющим сторонам, что есть некие пределы, переступить которые он не позволит.
Док в британском порту
После нелепой и неожиданной смерти Карла XII аргументы британцев дошли и до Петра. Последние годы жизни были тяжелыми для него: жена изменяла, соратники проворовались, корабли ветшали быстрее, чем их успевали строить, силы быстро покидали его. И морями правила Англия…
Но это лишь первая часть военноморского балета, с первых нот которого тема русского флота переплетается с английской темой. Уже через год после смерти Петра I его вдова, императрица Екатерина I, решила ради счастья дочери, вышедшей замуж за голштинского герцога, отнять у Дании Шлезвиг. Собрали флот, готовили армию, но пришла британская эскадра и все лето и осень 1726 года простояла у Ревеля.
Так и пошло: пока Россия занималась своими делами, проблем в отношениях с Англией не возникало. Более того, когда Екатерина II решила использовать флот против Турции и слала эскадры в Средиземное море, британцы с удовольствием разрешили пользоваться своими портами и верфями, позволили вербовать моряков и даже предостерегли Испанию и Францию от вмешательства! Успех экспедиции объясняется именно этим. Не будь доброй британской воли — кто бы видел русские корабли в Архипелаге? Франция никогда не пустила бы их туда! В огромной торговле Европы с Турцией на ее долю приходилось более половины, и ей совсем не с руки было позволять рушить налаженный бизнес. Когда же Англия достигла цели — чужими руками подорвала эту торговлю — и вернулась к традиционной политике баланса сил, экспедицию тут же пришлось свернуть. Лондон просто отозвал своих моряков с русских кораблей, и водить их стало некому. Зато долги, в которые влезли ради экспедиции в Архипелаг, выплачивались еще сто лет…