Знание-сила, 2008 № 11 (977) - [45]
Сообщение не взволновало широкую публику, поскольку никакого броского анонса не было вынесено на первую полосу. Разумеется, специалисты обратили на него пристальное внимание — птенец-то выпорхнул из гнезда «Белл», признанного премьера электроники, — однако многие еще долго «считали его какой-то умно придуманной рекламной штучкой фирмы». Настораживало, что презентация была открытой: раз военные разрешили показ, а их «цензура» была обязательна, значит, прибор для них неинтересен, и тогда у него заведомо немного шансов на просперити.
Уильям Шокли, научный руководитель транзисторного проекта (и, пожалуй что, главный солист нашей оратории) был раздражен. Он вообще не любил посещать штаб-квартиру «Белл», монотонное десятиэтажное здание почти кубической формы на Манхэттене, Вест-стрит, 463, а в сегодняшнюю жару, +101>о по Фаренгейту, это было особенно утомительно. Комфортно он чувствовал себя лишь в лабораториях, расположенных в Мюррей-Хилл, штат Нью-Джерси, где сама атмосфера «садового штата» и прогулки с работы домой через лесистые холмы настраивали на философский лад, и Шокли это ценил.
— Неужели «они» не понимают, что мы совершили решающий прорыв в физику твердого тела, в физику вообще, что это новая физика, а значит, последуют и другие изобретения? Неужели дрязги с русскими вокруг Западного Берлина, которые послезавтра все забудут, способны заслонить открытие, которое останется в веках? Или у «них» мозги и впрямь поплыли от нынешней жары? По-видимому, дело в том, что конструкция Браттейна-Бардина с этими дрожащими cat's whiskers (кошачьими усами) действительно не внушает доверия, слава создателю, я к ней непричастен.
— Впрочем, было бы еще хуже, — продолжал он свой внутренний монолог, — если бы публика нас «признала» и стала превозносить как изобретателей какого-нибудь нового бритвенного лезвия, а пошляки от электроники пустились бы в глубокомысленные рассуждения о децибелах и килогерцах и о том, когда на прилавках появятся слуховые аппараты размером в спичечный коробок. Ну, ничего, придет время, появится «мой» транзистор, и уж тогда-то мир ахнет.
В подобных размышлениях Шокли всегда с презрением отгораживался от «публики», от «них», нередко в ход шли язвительные сентенции Байрона или Шекспира — как-никак родился он в Англии и хотя прожил там три первых года, имел право хотя бы на толику британского снобизма и высокомерия.
Ремарка историка. Вряд ли справедливо было упрекать пришедших на презентацию в том, что они не разглядели ни новую физику, ни значимость транзистора. Сам Шокли с командой шли к этому пониманию два года, почему же посторонние должны воспринять все сразу, пусть даже и разжеванное? К тому же в пресс-релизе о транзисторе говорилось, что он «в некоторых случаях может использоваться вместо электронной лампы» — такое не очень- то зажигает. И все же нашелся посетитель, нет, не ученый, не инженер, а журналист, который в прогнозах оказался порадикальнее и самого Шокли, — «похоже, электронщики приготовили нам атомную бомбу величиной с горошину».
И совсем несправедлив был Шокли в осуждении газетчиков за их предпочтительный интерес к «дрязгам» вокруг Западного Берлина. Какие же это «дрязги»: 18 июня в Западной Германии была введена своя валюта, дойчмарки, а через неделю (и за 6 дней до презентации транзистора) в ответ «Советы» полностью блокировали Западный Берлин — именно эту дату, 24 июня 1948 года, историки позднее назвали «началом холодной войны». А вовсе не знаменитую фултоновскуюречь У.Черчилля (05.03.1946), замешанную более на желчи «постаревшего бульдога», уязвленного отставкой от большой политики, нежели на взвешенной оценке реальной ситуации в мире — «русские» все еще были в фаворе у Запада, и даже всесильный президент США Г.Трумэн пока не мог поддержать концепцию «железного занавеса». Так что сенсационность блокады Берлина была, конечно же, несопоставима с известием о транзисторе.
Презентация — итог, подведение черты; мысли Шокли невольно обратились к тому, как все начиналось...
Первый кремниевый транзистор. 1950 год
«Феликс» — основа вычислительной техники дотранзисторной эпохи
По возвращении из Англии семья Шокли поселилась в Пало-Альто, так что после колледжа он автоматически оказался в лос-анджелесском Калифорнийском университете, но, подразобравшись, что к чему, через год перешел в Калтех, Калифорнийский технологический институт, шедший в первых рядах американских вузов по преподаванию новейшей физики и электроники. Год окончания института, 1932-й, совпал с пиком Великой депрессии, работы для двадцатилетнего бакалавра не было, да он и сам мечтал лишь о продолжении образования, тем более, что выиграл одну из благотворительных стипендий. И вот вдвоем с приятелем Ф. Зейтцем (будущим знаменитым физиком-твердотельщиком) на подержанном «Форде» они пересекли гигантский Американский континент (начав с пустыни Нью-Мексико, где едва не стали добычей койотов) и оказались соответственно в Принстонском университете (Зейтц) и в МТИ, Массачусетсском технологическом институте (Шокли). Шел сентябрь 1932 года, борьба Ф.Д. Рузвельта с Г. Гувером за президентское кресло вышла на финишную прямую, взбудораженный электорат обсуждал лишь предстоящее голосование, но два юных путешественника были поглощены совсем другим.
