Знание-сила, 2008 № 08 (974) - [17]

По внешнему впечатлению, с нанотехнологиями пока события разворачиваются по этой классической схеме. Опять выступают академики, опять решают создать, на этот раз секцию нанотехнологий в Отделении информатики. Можно надеяться, что вновь удастся успешно избрать членов Академии (в этот раз удалось «пробить» 20 члено-корреспондентских мест и 10 академических). Но позвольте, если людей уже избирают, то, может быть, все это уже сделано, и только нам об этом не сказали?! Впрочем, руководителям Академии виднее. Может быть, именно здесь все получится не «как всегда», а значительно лучше.

Однако есть не только административная, но и экономическая логика. Во всем мире, чтобы идея или теория дошла до технологий и производства, нужно, чтобы был замкнут цикл воспроизводства инноваций: фундаментальные исследования и подготовка специалистов → прикладные разработки → научные исследования и опытно-конструкторские разработки (НИОКР) (именно здесь и происходит создание технологий) → реализация товаров, услуг, появившихся возможностей → фундаментальные исследования и подготовка специалистов. Мировой и отечественный опыт показывает, что затраты на фундаментальные, прикладные работы и НИОКР делятся в отношении 1:10:100.

И здесь возникает главная проблема. Известно, что прикладную науку в ходе реформ в основном развалили лет 15 назад. Высокотехнологичных гигантов, которым по силе внедрять и выводить на мировой рынок высокотехнологичные разработки (аналогов Intel, IBM, Mitsubishi, Nokia и других) у нас пока нет. Так кто же станет использовать технологии, буде они созданы? Неужели «придумывать», «изобретать», «открывать» мы будем в России, а внедряют, производят и делятся с нами прибылью пусть другие? К сожалению, «работать на дядю» и «хорошо жить» пока не получалось ни у одной страны. Действительно, одно государство может создавать нечто новое, проектировать, планировать и использовать другие страны как «наемную рабочую силу». Но для этого надо иметь совсем не такой экономический и оборонный потенциал и не такое место в мире, как у современной России.

Обращу внимание еще на один аспект. Нанотехнологии возложены прежде всего на Российскую Академию наук и Курчатовский институт. Но Академия и, в большей степени, этот институт всегда занимались фундаментальными исследованиями и не занимались технологиями. Академия, в частности ИПМ, внесла огромный вклад в космическую программу. Но стало возможно это потому, что после теоретических и большого объема прикладных работ была создана новая отрасль промышленности, которой руководило Министерство общего машиностроения. Было кому воспринимать, конкретизировать, воплощать разработки ученых. Аналогичным образом реализация ядерного проекта потребовала создания Министерства среднего машиностроения со своими снабжением, структурой, подготовкой кадров, технологическими стандартами, спецмилицией и спецпрокуратурой. Влияние Академии наук во времена, когда ее возглавлял М.В.Келдыш, было очень велико. Однако она всегда работала, не выходя за рамки своего главного дела — фундаментальных исследований.

Сейчас решено сделать по-другому. Ситуация в РАН при этом намного более тяжелая и сложная, чем в АН СССР. В РАН, по сути, за годы реформ оказалось выбито полтора поколения исследователей в возрасте 25 — 55 лет. Сейчас ученым повышают зарплату, одновременно сокращая их число (третьего семипроцентного сокращения численности сотрудников РАН в рамках «пилотного проекта», который реализует Министерство образования и науки во главе с Андреем Фурсенко, никто не отменял). «Наука сегодня задолжала обществу. Нужны взаимные обязательства и взаимная ответственность между наукой и обществом», — заявляет министр. В министерстве есть впечатление, что достаточно заплатить побольше денег, и все будет отлично. А это далеко не так...

Таким образом, судя по опубликованным документам, по слушаниям в Государственной Думе, которые организовала в 2007 году партия «Единая Россия», по обсуждению на многих других площадках, проект программы не проработан. Это намного уменьшает ее шансы на успех.

Очень хочется ошибиться, убедить себя и коллег, что происходящее — не блеф и не сон.

Научные сомнения

Нельзя изучать эту чудесную теорию без того, чтобы порой не возникало ощущение, что математическим формулам присущи самостоятельная жизнь и собственный разум, что они умнее нас, умнее даже открывшего их, что они дают больше, чем в них было ранее вложено.

Г. Герц

В основе нанонауки лежит идея, высказанная в канун 1960 года выдающимся физиком ХХ века, одним из создателей квантовой электродинамики, нобелевским лауреатом Ричардом Фейнманом. В статье «Внизу полным-полно места. Приглашение в новый мир физики» он поставил вопрос о совершенных материалах. В самом деле, прочность, упругость, способность к химическим превращениям определяется прежде всего дефектами, примесями. Например, химически чистое железо не ржавеет. Но можно ли сделать совершенный материал? Можно, если «собирать» его атом за атомом на молекулярном уровне.

Расчеты и эксперименты показывают, к примеру, что углеродные нанотрубки (играющие в нанонауке примерно ту же роль, что и муха дрозофила в генетике) в 100 раз прочнее стали и в 6 раз легче ее. Это, например, позволяет думать о таких проектах, как космический лифт. Точка на расстоянии примерно в 36 тысяч километров от поверхности Земли вращается с той же угловой скоростью, что и сама Земля (геостационарная орбита). Имея трос такой прочности, можно просто, как на подъемнике, поднимать грузы на орбиту. Чтобы эта сказка стала былью, надо иметь еще большие конструкции (порядка 100 тысяч километров). Но ученые уверенно продвигаются в этом направлении. Например, уже существуют (и рассчитываются в нашем институте) тросовые конструкции, в которых космические аппараты связаны тросом длиной 200—300 километров, и это придает таким объектам многие важные и полезные свойства. Однако мы отвлеклись.