Знание-сила, 2008 № 03 (969) - [39]
Как показали тончайшие исследования, когда молекулы эндорфинов садятся на опиоидные рецепторы нейронов, они прерывают прохождение по нему нервных сигналов как раз с помощью изменения ионного состава внутри тела нейрона. Открывая одни ионные «каналы» и закрывая другие, они меняют набор и концентрацию ионов внутри и снаружи таким образом, что, в конце концов, потенциал на стенке нейрона становится слишком высоким и прохождение по нему нервного сигнала оказывается невозможным. Поэтому ген SCN9A, управляющий ионами натрия, давно был на подозрении у специалистов по боли. И оказалось, что они были правы. Видимо, тот полиморфизм, который наделил шестерых пакистанских детей полной нечувствительностью к боли, меняя что-то в настройке «натриевых каналов» нейронов, создает в них такое изменение, что они раз и навсегда лишаются способности проводить «болевые» сигналы. Пока еще непонятно, как это достигается без влияния на способность нейронов проводить другие сигналы. Но если дальнейшие исследования приведут к более глубокому пониманию электрохимического механизма полной болевой нечувствительности, то станет возможным надеяться также и на появление в будущем препаратов, которые будут вызывать этот механизм искусственно — иными словами, на появление совершенно нового типа анальгетиков.
И тогда в истории боли будет сделан еще один важный шаг к полной победе над ней.
Петр Ростин
Бесформенное пространство
У земной тверди есть форма. Вода жидкая, она принимает форму своего вместилища, если хотите, чаши. Воздух вовсе к форме отношения не имеет.
Ледяной щит Гренландии и Антарктиды толщиной в километры медленно стекает в сторону океанов. Оказывается, твердое вещество способно течь. А в Арктическом океане лед плавает.
Когда вода в морях по осени замерзает, по дороге она превращается в няшу (становится няшей). Так и хочется написать это слово с большой буквы. Что-то среднее между водой и льдом. А пресная вода на северных реках прежде, чем стать льдом, становится шугой, ноздреватыми комками, похожими на снежки.
В земную твердь воздух проникает на глубину пещер, а это километры. Но и в самой тверди есть газы, иногда горючие.
И не только газы, но и жидкости. Во-первых, вoды, сначала близкие к поверхности, «грунтовые», потом — поглубже, артезианские. А там еще какие-нибудь минерализованные, порой газированные, а то и горячие. Есть даже фонтаны — гейзеры. И бьют они с глубины в сотни метров, а то и в километры. На той же глубине находят и нефть, а она, что ни говори, жидкая.
Что глубже — трудно сказать, но вот под вулканами точно — расплавленная, а то и превращенная в газ твердь. Иногда она вылезает наружу, превращаясь в лаву — в общем, вязкую. Застывая, она образует то гранит, то базальт, то что-то еще. Бывают еще и грязевые вулканы.
Кстати, о грязи. В горах случаются еще и камнегрязевые потоки. Их называют сель. Начавшись скромно, они набирают скорость в долине, извиваются, даже оставляют русло и взлетают на склоны, огибая излучину. Скорость у них, как у курьерского поезда. Способны сносить и кедровый лес, и селенья. Из такого потока камни, которые он несет с собой, выскакивают, как пушечные ядра.
Да и вода любой реки несет с собой столько ила, песка, гальки, что только на первый взгляд ее можно назвать просто водой. Осторожные гидрологи даже придумали слово: твердый сток. Звучит смешно, зато коротко.
А на ровной поверхности Земли сколько угодно песка. Он не жидкий, но сыпучий. Формой не обладает. Правда, есть песчаные формы рельефа, но они пока не закреплены ни чем, — подвижны и изменчивы. Дюны и барханы бредут, пусть и не спеша. В какой степени они твердые? Пройдитесь по барханам километра два, лучше под рюкзаком, тогда поговорим. А какие бывают песчаные или пыльные бури, самумы, торнадо — и говорить не будем. Они не только песок, но и камни в небо поднимают. И переносят далеко.
С тем, у кого нет формы, вообще лучше не иметь дела. Даже с песком. Он бывает и зыбучим, по которому то можно пройти, то нельзя — засосет. И таким же может быть и ил — ни проплыть нельзя, ни проехать, ни пройти.
Болото — это уже смесь твердого, жидкого и живого. Моховые болота — это мох, растения, а вот торфяные болота? Еще растения или уже полезное ископаемое? Ну, кикиморы это, наверное, знают.
В жаркой пустыне озера высыхают. Соленая вода превращается в рапу, потом в вязкую смесь соли с водой.
Затем у смеси появляется подобие ровной поверхности, но ступать или въезжать на такой «солончак» опасно. Сажать самолет — тем более.
Не в какой-нибудь жаркой пустыне, а вовсе в Подмосковье есть бездонные озера. Вода в них, прозрачная и чистая у поверхности, мутнеет с глубиной, муть становится все менее прозрачной, переходит в жидкий ил, он постепенно уплотняется. Где дно, то есть где граница между жидкостью и твердью, достоверно установить невозможно.
Воздух может включать в себя и часть живности. Нет, не птиц, Бог с ними. Насекомых. Наряду с тучами из водяных капель, из кристаллов льда, из песка и пыли (и из вулканического пепла), бывают тучи саранчи. А тучи комаров (или из комаров?) для сибиряков вовсе очень болезненная тема.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал.
Разговор о том, что в нашем питании что-то не так, – очень деликатная тема. Никто не хочет, чтобы его осуждали за выбор еды, именно поэтому не имеют успеха многие инициативы, связанные со здоровым питанием. Сегодня питание оказывает влияние на болезни и смертность гораздо сильнее, чем курение и алкоголь. Часто мы едим нездоровую еду в спешке и с трудом понимаем, как питаться правильно, что следует ограничить, а чего нужно потреблять больше. Стремление к идеальному питанию, поиск чудо-ингредиента, экстремальные диеты – за всем этим мы забываем о простой и хорошей еде.
Как коммунистическая и религиозная идеологии относятся к войне и советскому воинскому долгу? В чем вред религиозных предрассудков и суеверий для формирования морально-боевых качеств советских воинов? Почему воинский долг в нашей стране — это обязанность каждого советского человека защищать свой народ и его социалистические завоевания от империалистической агрессии? Почему у советских людей этот воинский долг становится их внутренней нравственной обязанностью, моральным побуждением к самоотверженной борьбе против врагов социалистической Родины? Автор убедительно отвечает на эти вопросы, использует интересный документальный материал.
Способны ли мы, живя в эпоху глобального потепления и глобализации, политических и экономических кризисов, представить, какое будущее нас ждет уже очень скоро? Майя Гёпель, доктор экономических наук и общественный деятель, в своей книге касается болевых точек человеческой цивилизации начала XXI века – массового вымирания, сверхпотребления, пропасти между богатыми и бедными, последствий прогресса в науке и технике. Она объясняет правила, по которым развивается современная экономическая теория от Адама Смита до Тома Пикетти и рассказывает, как мы можем избежать катастрофы и изменить мир в лучшую сторону, чтобы нашим детям и внукам не пришлось платить за наши ошибки слишком высокую цену.
Последняя египетская царица Клеопатра считается одной из самых прекрасных, порочных и загадочных женщин в мировой истории. Её противоречивый образ, документальные свидетельства о котором скудны и недостоверны, многие века будоражит умы учёных и людей творчества. Коварная обольстительница и интриганка, с лёгкостью соблазнявшая римских императоров и военачальников, безумная мегера, ради развлечения обрекавшая рабов на пытки и смерть, мудрая и справедливая правительница, заботившаяся о благе своих подданных, благородная гордячка, которая предпочла смерть позору, — кем же она была на самом деле? Специалист по истории мировой культуры Люси Хьюз-Хэллетт предпринимает глубокое историческое и культурологическое исследование вопроса, не только раскрывая подлинный облик знаменитой египетской царицы, но и наглядно демонстрируя, как её образ менялся в сознании человечества с течением времени, изменением представлений о женской красоте и появлением новых видов искусства.
Представьте, что в Англии растет виноград, а доплыть до Гренландии и даже Америки можно на нехитром драккаре викингов. Несколько веков назад это было реальностью, однако затем в Европе – и в нашей стране в том числе – стало намного холоднее. Людям пришлось учиться выживать в новую эпоху, вошедшую в историю как малый ледниковый период. И, надо сказать, люди весьма преуспели в этом – а тяжелые погодные условия оказались одновременно и злом и благом: они вынуждали изобретать новые технологии, осваивать материки, совершенствовать науку.
Перепады настроения, метаболизм, поведение, сон, иммунная система, половое созревание и секс – это лишь некоторые из вещей, которые контролируются с помощью гормонов. Вооруженный дозой остроумия и любопытства, медицинский журналист Рэнди Хаттер Эпштейн отправляет нас в полное интриг путешествие по необычайно захватывающей истории этих сильнодействующих химикатов – от промозглого подвала девятнадцатого века, заполненного мозгами, до фешенебельной гормональной клиники двадцать первого века в Лос-Анджелесе.