Знание-сила, 2006 № 11 (953) - [21]
Убежденность в шарообразности Земли побудила английских и французских ученых использовать саму ее окружность как исходную единицу. Французы такой единицей избрали четвертую часть земной окружности по меридиану. Они поделили ее на 10 тысяч. Полученное расстояние разделили еще на 1000 и изготовили его эталон, образец; изготовили из самого стойкого металла и поместили в Палату мер и весов. Этот эталон (его назвали "метр") стал основой метрической системы. Тысяча метров равна одному километру, 1/40000 земной окружности по меридиану.
Англичане поступили иначе. Исходной единицей они избрали не расстояние, а угловую величину, 1/60 часть одного градуса (одну минуту). Длину дуги в одну минуту на меридиане они назвали "морской милей" и стали пользоваться ею как единицей длины. И единицей скорости морских судов во всем мире стал "узел", одна морская миля в час.
Последовавшие вскоре так называемые наполеоновские войны велись не из-за единиц длины, но всей континентальной Европе метрическую систему принесли вместе с правами человека и гражданина батальоны французской армии. А тяжелые батальоны, по замечанию того же Наполеона, всегда правы. Отстоять собственные футы и мили, сажени и версты от его гвардейцев сумели только Англия и Россия.
Прошло немного времени, и астрономические наблюдения обнаружили ошибку метрической системы. Длина земной окружности по меридиану оказалась больше 40 тысяч километров (а именно 40008,5 километра). Но было поздно: эталон уже отлит из платины, не переделывать же его.
Однако и англичанам повезло не больше: длина дуги в 1/60 градуса в высоких широтах оказалась больше той же длины в низких широтах из-за приплюснутости земного шара у полюсов. Капитанам, плавающим в северных морях, приходится это учитывать и "корректировать" узлы, с которыми идут их корабли, угол исправить невозможно, градус — всегда 1/360 часть круга, а одна минута — 1/60 его часть.
В целом же спор Англии с Францией кончился вничью: международным меридианом считается Гринвичский, а международной системой мер — метрическая. И сейчас одна морская миля равна 1852 метрам.
К Столетию Со Дня Рождения академика Дмитрия Сергеевича ЛИХАЧЕВА
Д. С. Лихачев. Фото М. Лемнина
28(15) ноября 1906 года родился Дмитрий Сергеевич Лихачев в городе Санкт-Петербурге. Отец, Сергей Михайлович Лихачев, был инженером—электриком. Столоначальник Главного управления почт и телеграфов. "Благодаря своему высшему образованию, чину и орденам (среди которых были Анна и Владимир) отец вышел из купеческого сословия и принадлежал к "личному дворянству". Отец сам, своими усилиями стал дворянином, впрочем, без права передавать свое дворянство детям".
Мать — Вера Семеновна Лихачева, урожденная Коняева.
Детство Мити прошло в Петербурге. Вот что он вспоминает: "В балет я стал ходить с четырехлетнего возраста. Первое представление "Щелкунчик"... Потом я уже бывал вечерами и на взрослых спектаклях. Было у меня в театре и свое место. Наша жизнь... Раз в год поездки в Павловск "пошуршать листьями", раз в год посещение Домика Петра Великого перед началом учебного года (таков был петербургский обычай), прогулки на пароходах Финляндского пароходного общества, бульон в чашках с пирожком в ожидании поезда на элегантном Финляндском вокзале, встречи с Глазуновым в зале Дворянского собрания (теперь зал Филармонии), с Мейерхольдом в поезде Финляндской железной дороги — этого было достаточно, чтобы стереть границы между городом и искусством..."
1923 — 1928. В Ленинградском государственном университете "было этнолого-лингвистическое отделение, здесь занимались филологическими науками. Я выбрал романо-германскую секцию, но сразу стал заниматься и на славяно-русской.
К древнерусской литературе в университете я обратился потому, что считал ее малоизученной в литературоведческом отношении, как явление художественное. Древняя Русь интересовала меня с точки зрения познания русского национального характера.
Мне хотелось создать характеристики тех или иных эпох вроде тех, что имелись на Западе, особенно в культурологических работах Эмиля Маля.
Такого созвездия ученых-литературоведов, лингвистов, историков, востоковедов, — какое представлял собой Ленинградский университет истории искусств, в 20-е годы не было в мире".
"Я думаю, в будущем статистика арестов и расстрелов покажет, что волны арестов, казней, высылок надвинулись уже с начала 1918 года, а затем прибой все нарастал до самой смерти Сталина".
"Чем шире развивались гонения на частных лиц и на церковь и чем многочисленнее становились расстрелы в Петропавловске, на Крестовском острове, в Стрельне, тем острее и острее ощущалась всеми нами жалость к погибающей России.
Многие убеждены, что любить Родину — это гордиться ею. Нет! Я воспитывался на другой любви — жалости.
Наша любовь меньше всего походила на гордость Родиной — мы плакали и молились. И с этим чувством жалости и печали я стал заниматься в университете с 1923 года древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у ее постели дети, собрать ее изображения, показать их друзьям, рассказать о величии ее мученической жизни. Мои книги — это, в сущности, поминальные записочки, которые подают "За упокой"; всех не упомнишь, когда пишешь их, записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в Древней Руси".
