Горам приписывают так называемую высотную зональность. При подъеме в гору природные зоны должны сменять друг друга так же, как при движении к полюсу. От джунглей через пустыню, степь, лес, тайгу и тундру к ледяной пустыне. Так оно, может быть, и есть, у подножия горы Килиманджаро, на экваторе, — джунгли, а на вершине (5895 метров) — ледник, ледяная пустыня.
На Кавказе, Алтае, Тянь-Шане, в Альпах выше зоны хвойных лесов расположена особая зона с луговой растительностью. Ее называют по-разному — яйла, яйлю, alpages, альпийские луга. На равнинах нет ничего похожего ни в каких широтах. Для людей эта зона стала местом зарождения и развития отгонного скотоводства.
Конечно, горы страдают от сурового климата. Но порой далеко не самым высоким горам случается, используя свое особое положение, так отомстить за климатические невзгоды, что буквально все на свете меняется на куда как большей территории, нежели сами горы.
Это была, может быть, и не катастрофа, но это было резкое и быстрое изменение всей жизни поверхности всей планеты, во всяком случае, суши.
Три миллиона лет назад контуры материков были примерно те же. И климат был приемлемый, пожалуй, потеплее, чем сейчас. И все современные горы уже существовали, даже если и не достигали своих современных высот. Потом на Земле похолодало. Причины тому были, очевидно, космические либо по меньшей мере планетарные. Во всяком случае, наступила эпоха оледенений.
Хионосфера, снеговая линия, та незримая Гранина в атмосфере, выше которой водяной пар, конденсируясь, превращается не в капли дождя, а в снежинки, стала опускаться и приблизилась к поверхности твердой оболочки. На Земле стало и суше, и холоднее. Вскоре хионосфера коснулась вершин гор. Даже летом снег на них перестал стаивать, а напротив, уплотнялся и превращался сначала в фирн, а потом и в ледники. Последние стекали вниз, как могли, разрушали горы и оставляли в предгорьях принесенные обломки, конечную морену Так было и на Кавказе, и в Альпах, и на Алтае. Все горы терпели, лишь слегка приседая под тяжелым гнетом ледниковой шапки. Особенно не повезло Скандинавским горам — они ведь расположены севернее 60-й параллели.
Реакция этих гор была отчаянной. Нет, сопротивляться похолоданию они не могли — вулканов там нет. Но они воспользовались теплым течением Гольфстрим, из-за которого над Скандинавией осадков выпадает очень много. И горы, даром что невысокие, сами стали мощным источником и холода, и льда. Их ледники не таяли у подножия, а соединялись вместе и двигались в юго-восточном направлении.
Они вытеснили или превратили в лед всю воду Балтийского моря. Они сдирали с поверхности Финляндии, Карелии, Эстонии все, что можно было содрать, взбирались на возвышенности, пропахивали ложбины, срезали целые холмы и толкали их впереди себя. Ледяной каток толщиной в первые сотни метров неумолимо продвигался все южнее. Занимая все большую площадь, оледенение становилось самоподогревающим — нет, так не скажешь — самоусиливающим процессом. Скандинавские горы создали на Восточно-Европейской равнине такой источник холода, который мог, наверное, соперничать с северным полюсом.
Я не хочу этим сказать, что горы это сделали сознательно, из чувства мести за причиненные страдания. Но они это сделали.
Все пошло вкривь и вкось. Воздушные потоки потеряли ориентировку, ветры не знали, куда дуть. Солнечные лучи, прежде усердно прогревавшие сушу, столкнувшись с блестящим льдом, терялись, отражались и в конце концов бесплодно рассеивались в атмосфере. А про биосферу и говорить нечего. Живность — та могла хотя бы мигрировать южнее. Растениям не позавидуешь.
Это сейчас, оглядываясь на прошлое, ледниковая эпоха представляется как нечто единое. Но когда она сама себя переживала, то в ней ощущались и временные потепления. Ледники наступали и отступали не один, а целых четыре раза, занимая разную площадь. В промежутках, в межледниковье, климат порой оказывался даже теплее современного. В межледниковья много времени уходило на воссоздание "нормальной", соответствующей широте климатической и растительной обстановки — а там, глядишь, и следующее похолодание.
Наступление ледника действительно напоминает движение гусеничной бронемашины. Он и толкает впереди себя, и подминает под себя, и раздавливает, и волочет в себе массу "земли" — обломков пород самого разного размера, от валунных глыб вроде той, на которой установлен памятник Петру I в Санкт-Петербурге, до тонких суглинков. Весь этот "материал" ледник не сортирует, а волочет как попало. А вот отступление ледника — это совсем не движение вспять, а просто таяние. Весь влекомый материал — перемолотый и перемешанный — оставляется на месте.
Ледник изменил что-то и в перемещении воздушных масс. В приледниковой зоне — а ею становилась вся Восточно-Европейская равнина до Черного моря и Кавказа — накапливалась масса пыли, принесенной из Малой Азии, Аравии, Северной Африки. Пыль эта превращалась в супеси и суглинки, которые сейчас называют лессами. Лессы — основа плодородия южнорусских и украинских черноземов. Так что что-то хорошее во всех этих пертурбациях было.
