Знание-сила, 2006 № 01 (943) - [13]
Если уж на то пошло, часто ли нам приходится читать о фундаментальных исследованиях по физике и химии? Судя по сообщениям прессы, современные химики вовсе забросили изучение натуральных веществ и занимаются исключительно конструированием разного рода экзотических молекул вроде гелида цезия или "молекулярного резистора" — небольшой органической молекулы, ведущей себя как простейший элемент электронной схемы и потому подающей большие надежды на использование в электронике следующего поколения. То же самое касается физики: большинство попадающих на страницы прессы работ в этой области посвящено созданию неких изощренных конструкций, как правило, имеющих перспективы практического применения.
Собственно, это уже следующий этаж нашей кунсткамеры: отбор сюжетов внутри каждой из допущенных в медиа-пространство дисциплин. Здесь вне конкуренции идут высокотехнологические разработки и проекты. Даже слова "фундаментальная наука" обычно означают лишь то, что данный высокотехнологичный проект — например, "Геном человека" или "Гюйгенс" — не имеет конкретной практической цели. В некоторых изданиях понимание науки как завтрашней технологии даже закреплено названием раздела — "Наука и технологии", "Прогресс".
Бывают, конечно, и иные сюжеты: подобные разделы нередко уделяют внимание палеонтологическим и археологическим находкам, открытиям в астрономии, порой даже снисходят до описания только что открытого вида живых существ. Тем не менее высокие технологии почти всегда присутствуют и в этих заметках в виде методов и инструментов, позволивших открыть неизвестный ранее объект, установить его рекордный возраст или другие необыкновенные качества. Авторы приведенной выше первоапрельской заметки о "доисторическом монстре" изумительно точно восполнили этот пробел последней фразой, придавшей всему тексту жанровую завершенность и в то же время пародийную гротескность.
Впрочем, упоминания о технологиях присутствуют все-таки не во всех сюжетах. А вот что обязательно, так это диковинность или хотя бы рекордность их предмета: самый большой микроб, самая далекая планета, самое древнее пиво... Тут принцип кунсткамеры торжествует безоговорочно: неэкзотичным и нерекордным вещам входа в СМИ нет. Ну разве только если существование такого предмета "заставляет пересмотреть господствующие теории" или даже "переворачивает все представления" в соответствующей области знания. Хотя при чтении первоисточника (а часто и самой заметки) быстро выясняется, что просто организмы данного типа до сих пор не находили в отложениях этого возраста или что такая-то древняя цивилизация использовала не только привозную медь, но и сама умела ее выплавлять. Вот и весь "переворот во взглядах". Этот прием соответствует даже не кунсткамере, а ее выродившемуся потомку — балаганному паноптикуму, куда простака могли зазвать обещанием "животного, у которого на месте головы хвост", и показать клячу, привязанную за хвост к коновязи.
Конечно, сами по себе без искусственно наведенной "сенсационности" такие сюжеты вполне имеют право на существование и читательский интерес. И никто, надеюсь, не заподозрит автора этих строк в попытке доказать, что изучать планеты и нуклеотидные последовательности неинтересно или недостаточно важно. Главная беда такого рассказа о науке — не то, что в нем есть, а то, чего в нем нет. То, что и отличает, собственно, научный музей от кунсткамеры.
Давно ли вам попадалось — пусть не в подборке научных новостей, а в виде более обширного текста — изложение некой научной теории, гипотезы, концепции? Особенно такой, которая и в самом деле что-то объясняла бы, устанавливала бы связь между явлениями, известными вам порознь? Воспринимая науку как собрание диковинок, общество практически забыло, что наука — это не нагромождение фактов (их можно собирать и копить без всякой науки) и даже не хитрые устройства, расширяющие наши возможности. В конце концов со времен олдовайской галечной культуры и примерно до середины позапрошлого века человечество создавало новые инструменты и технологии вне всякой связи с наукой, в лучшем случае оставляя ее объяснять задним числом, почему эта штука работает.
Наука же — это прежде всего способ организации известных фактов, позволяющий извлечь из них новое, не добываемое непосредственным наблюдением знание. Это определенная философия, совокупность смыслов- теорий, целостная картина мира. Это, наконец, постоянное переосмысление собственных методов, безжалостно отделяющее то, что достоверно известно, от возможного, предполагаемого, правдоподобного.
Эту суть науки совершенно невозможно сохранить в кунсткамерном формате, поскольку он надежно исключает рождение на свет даже самых очевидных вопросов. В апреле 2005 года многие издания, имеющие у себя разделы науки, сообщали о том, что недавно найденное в Центральной Африке человекообразное существо, жившее там около 7 миллионов лет назад, было, судя по всему, прямоходящим. И никто из писавших даже не сопоставил этого факта с тем, что возраст древнейших человеческих орудий не превышает двух миллионов лет, и значит, становление прямохождения никак не связано с орудийной деятельностью. Что же заставило наших предков избрать этот способ передвижения, крайне неэффективный и порождающий множество проблем? Ответа на этот вопрос, насколько мне известно, нет и у специалистов, но характерно то, что журналистам (представляющим в данном случае общество в целом) даже не пришло в голову его задать.
