Знание-сила, 2005 № 01 (931) - [13]

А ситуация в России накалялась.

16 октября 1905 года императрица- мать пишет: «Какие ужасные вещи случились у нас! Просто не верится. Мне так тяжело не быть с вами. ...Теперь, наверно, единственный человек, который может тебе помочь и принести пользу, это Витте ... — это гениальный человек с ясной головой».

13 октября Николай II назначил Витте председателем Совета Министров. Витте убеждал царя в необходимости применить тактические средства в борьбе с оппозицией — дать политический манифест о намерениях, а затем урегулировать все вопросы. 17 октября 1905 года Николай подписал манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», документ чрезвычайной важности, меняющий, по существу, политическую систему.

9 января 1905 года

«Наш флот был уничтожен в Цусимском проливе, адмирал Рождественский взят в плен. Если бы я был на месте Никки, я бы немедленно отрекся от престола. В Цусимском поражении он не мог винить никого кроме самого себя (будто в чем-то другом самодержец мог винить другие но не себя! Он должен был бы признаться, что у него недоставало решимости отдать себе отчет во всех последствиях этого самого позорного в истории России поражения. Государь ничего не сказал, по своему обыкновению. Только смертельно побледнел и закурил папиросу».

Великий князь Александр Михайлович

Царский выход был «обставлен всею пышностью придворного этикета и сильно резал непривычный к этому русский глаз». Но глаз верного слуги старого режима резала также, на этом фоне царского блеска, неподходящая к месту «толпа депутатов в пиджаках и косоворотках, в поддевках, нестриженых и даже немытых». Умный чиновник сразу заключил из этого богатого смыслом сопоставления, что «между старой и новой Россией перебросить мост едва ли удастся». И свои чувства он выразил восклицанием: «Ужас!.. Это было собрание дикарей...»

Из воспоминаний С.Ю. Витте о С.Е. Крыжановском, государственном чиновнике, приближенном ко двору Николая II, о первом заседании Государственной думы

19 октября 1905 царь подробно описывает события: «Моя милая, дорогая мама... январские дни, которые мы провели вместе в Царском... ничто в сравнении с теперешними днями! <...> В Москве были разные съезды... там подготовили все для забастовок железных дорог, которые и начались вокруг Москвы и затем сразу охватили всю Россию.

Петербург и Москва оказались отрезанными от внутренних губерний. Сегодня неделя, что Балтийская дорога не действует. Единственное сообщение с городом морем... После железных дорог стачка перешла на фабрики и заводы, а потом даже в городские учреждения и в департаменты железных дорог министерства путей сообщения. Подумай, какой стьщ... А в университетах происходило Бог знает что! С улицы приходил всякий люд, говорилась там всякая мерзость, и все это терпелось! Советы политехникумов и университетов, получившие автономию, не знали и не умели ею воспользоваться. Они даже не могли запереть входы от дерзкой толпы и, конечно, жаловались на полицию, что она им не помогает.

Тошно стало читать агентские телеграммы, только и были сведения о забастовках в учебных заведениях, аптеках и пр., об убийствах городовых, казаков и солдат, о разных беспорядках, волнениях и возмущениях. А господа министры, как мокрые курицы, собирались и рассуждали о том, как сделать объединение всех министров, вместо того, чтобы действовать решительно.

Броненосец «Потемкин»

Когда на «митингах» (новое сегодня слово) было открыто решено начать вооруженное восстание и я об этом узнал, тотчас же Трепову были подчинены все войска Петербургского] гарнизона, я ему предложил разделить город на участки с отдельным начальником на каждом участке. В случае нападения на войска было предписано действовать немедленно оружием... Эго остановило движение или революцию, потому что Трепов предупредил жителей объявлениями, что всякий беспорядок будет беспощадно подавлен, и, конечно, все поверили этому.

Наступили грозные тихие дни, именно такие, потому что на улицах был полный порядок, а каждый знал, что готовится что-то — войска ждали сигнала, а те не начинали. Чувство было, как бывает летом перед сильной грозой! Нервы у всех были натянуты до невозможности, и, конечно, такое положение не могло продолжаться долго. В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно, наши разговоры начинались утром и кончались вечером при темноте. Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться раздавить крамолу. Затем была бы передышка, и снова пришлось бы через несколько месяцев действовать силой: но это стоило бы потоков крови и в конце концов привело бы к теперешнему положению, т.е. авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же самый, и реформы вперед не могли осуществляться бы.

Другой путь — предоставление гражданских прав населению — свободы слова, печати, собрания и союзов и неприкосновенности личности, кроме того, обязательство проводить всякий законопроект через Государственную Думу - это, в сущности, и есть конституция.

Представлявшийся государю в апреле 1905 года один из наиболее образованных и умных «монархистов» Б.В. Никольский записал в дневнике: «Нервность его ужасна. Он, при всем самообладании и привычке, не делает ни одного спокойного движения, ни одного спокойного жеста. Когда его лицо не движется, то оно имеет вид насильственно, напряженно улыбающийся. Веки все время едва уловимо вздрагивают. Глаза, напротив, робкие, кроткие, добрые и жалкие. Когда говорит, то выбирает расплывчатые, неточные слова, и с большим трудом, нервно запинаясь, как-то выжимая из себя слова всем корпусом, головой, плечами, руками, даже переступая... Точно какая-то непосильная ноша легла на живого работника, и он неуверенно, шатко, тревожно ее несет».