Знание-сила, 2004 № 12 (930) - [32]
Однако Ландсберг, живя в физике, безо всяких архивных свидетельств понимал, что консультант Электротреста — ученый европейского масштаба. Только такой мог вытащить физику Московского университета из трясины научной посредственности и интриг. Не менее важны для этого были и другие качества Мандельштама, о которых Ландсберг сказал 20 лет спустя: "Я был уже не мальчиком, когда впервые встретился с Л.И. Теперь я уже пожилой человек. Но я не стыжусь признаться, что на протяжении двух десятилетий моей близости с Л. И. я, принимая то или иное ответственное решение или оценивая свои поступки и намерения, задавал себе вопрос — как отнесется к ним Л. И. <> Я мог не соглашаться с Л.И., особенно когда речь шла о тех или иных практических шагах, но никогда у меня не было сомнения в правильности морального суждения Л .И. о людях и поступках".
Лишь один из самых первых сотрудников Мандельштама в МГУ был его учеником в обычном смысле слова — Игорь Тамм. Биография Тамма настолько не благоприятствовала научным успехам, что только действительно замечательный учитель мог скомпенсировать жизненные обстоятельства. Тамм окончил Московский университет в 1918 году, когда физика там, по словам Вавилова, "замерла и захирела". Вихри Гражданской войны занесли его в Киев, затем в Крым. И лишь осенью 1920 года он — по совету знакомого — отправился в Одессу к Мандельштаму. "В Л.И. Мандельштаме я нашел учителя, которому я обязан всем своим научным развитием", напишет он два десятилетия спустя.
Из Страсбургской школы физики, основанной Августом Кундтом. вышли В. Рентген (первый нобелевский лауреат по физике). П. Лебедев и Ф. Браун — учитель Мандельштама. С 1903 года Мандельштам работал ассистентом Брауна, в 1913-м получил звание профессора, но в 1914-м, накануне войны, вернулся в Россию.
Сорокалетний европейский профессор — в расцвете творческих сил — десять лет не мог найти места для приложения этих сил. Петербург, Тифлис, Одесса. "Ни приборов, ни книг, ни журналов, ни настроения... О публикациях нет и речи. <> Все стремление мое направлено сейчас на одну цель— снова заниматься наукой в Германии" — писал он Рихарду фон Мизесу, математику, с которым подружился в Страсбурге. Если бы не продовольственные посылки Мизеса, к списку жертв Гражданской войны добавился бы и европейский профессор.
Леонид Исаансвич Мандельштам, 1940 год
И все же нет худа без добра. Тамму повезло, что он приехал к Мандельштаму именно в такое время. Истосковавшийся по науке профессор весь свой научный пыл, знания и педагогический дар направил на молодого физика. Недоученный выпускник Московского университета вышел на европейский уровень теоретической физики и сделал впоследствии первоклассные работы, одна из которых принесла ему Нобелевскую премию.
Сам Мандельштам свой путь в науке начал с радиофизики, когда эта область только рождалась и была передним краем и науки и техники. Последнее слово науки стремительно воплощалось в высоконаучную технику радио. Участвуя в этом воплощении, Мандельштам глубоко освоил теорию колебаний, которая служит "интернациональным языком", как говорил он, для самых разных областей физики.
Родной страной Мандельштам считал всю физику в целом. Столь же органично в его размышления входили вопросы теории познания, остро поставленные физикой XX века. Этот его "научный космополитизм" вместе с педагогическим даром объясняет разнообразие его учеников: от радиоинженеров до теоретиков в области физики элементарных частиц.
Пример его видения науки — доклад в Академии наук в 1938 году. Тема звучала не слишком увлекательно: "Интерференционный метод исследования распространения электромагнитных волн". Но вот что записал в дневнике В.И. Вернадский, геохимик по специальности: "Вечером в Академии — интересный и блестящий доклад Мандельштама. Я слушал его, как редко приходилось слушать. Отчего-то вспомнился слышанный мной в молодости в Мюнхене доклад Герца о его основном открытии" (открытии электромагнитных волн).
Мандельштам в своем докладе не просто подытожил некие конкретные исследования, он их представил как органическую часть развивающейся науки. Он свел воедино радиотехнику и философские уроки квантовой физики, ход исторического развития чистой науки и перспективы практических применений. Это была картина живой физики, передающая ее дух неспециалистам и углубляющая понимание коллег.
Разнообразные таланты, которые быстро и мощно расцвели под влиянием Мандельштама, были схожи в своем отношении к учителю. Их чувства любви и уважения порой кажутся преувеличенными и непонятными. Никаких признаков проблемы "отцов и детей"! О Мандельштаме его "научные дети" говорят в столь возвышенных тонах, что тянет приписать это парадному стилю "социалистического реализма".
Мандельштаму хватало смелости браться за проблемы, над которыми ломали головы величайшие теоретики — Эйнштейн и Бор, и предлагать свое решение этих проблем в кругу сотрудников и учеников, но недоставало честолюбия, чтобы спешить опубликовать свое решение, "застолбить" свой приоритет. Занимала его наука сама по себе, а не спортивная ее сторона — кто открыл раньше. Он не спешил с публикациями, скрупулезно проверяя полученный результат. И шло это от чувства ответственности перед наукой — чувства морального.
