Есть.
Мне удалось познакомиться с Игорем Константиновичем Батраком, начальником лаборатории газотермических технологий федерального государственного унитарного предприятия — «Научно-производственного предприятия «Квант» (ФГУП НПП «КВАНТ»).
Он произвел на меня сильное впечатление. Не случайно его рекомендовал энтузиаст ракетно-космического дела ныне покойный В.Р. Заявлин, один из разработчиков солнечных батарей, работающих на многих космических аппаратах.
— Протезирование, — рассказал И.К., — одна из древнейших отраслей медицины. Деревянные ноги, железные руки, золотые зубы применяются с незапамятных времен. Теперь никого не удивляют механизированные протезы рук, ног, почек, даже сердец!
А зубные протезы есть у большинства людей старшего поколения. Но проблем сколько! Неудобства, потертости и ранки на слизистых рта. Нередко аллергия на материал.
— На золотые, — попытался я блеснуть эрудицией, — наверное, не бывает?
— Увы! Главный недостаток золотых протезов — недолговечность: металл быстро истирается. Приходится довольно часто протезы менять. Недешево и неприятно.
Свои проблемы есть и у протезов из нержавеющей стали, особенно если их облицовывают пластиком под цвет естественной эмали. Красота сомнительная, а толщина коронки увеличивается солидно. Приходится спиливать больше материала, вернее, живой ткани зуба. Он после этой варварской операции быстрее раз в пять разрушится.
Еще тяжелее проблемы эндопротезирования. Всем хорош илизаровский эндопротез тазобедренного сустава. Одна беда: быстро, особенно у подвижных людей, изнашиваются трущиеся поверхности. Зазор между ними расширяется, в него проникает живая ткань. Каждое движение ее травмирует. Боль, нагноения, новообразования — все, что связано с травмами. Приходится вновь делать обширную операцию. Особенно тяжелую для пожилых людей.
Чтобы этой беде помочь, надо делать трущиеся поверхности из твердого, износоустойчивого материала. Просто это только в принципе: из прочного, тугоплавкого материала традиционными методами невозможно сделать детали сложных форм, присущих живому телу, с необходимой точностью. Она должна быть очень высокой: протез должен плотно прилегать к живой ткани, но нигде в нее не вдавливаться. Он должен быть органически нейтральным, иначе прилегающие ткани будут отторгаться организмом.
Обычным способом: с живого органа слепок, с него еще один и так далее три десятка операций из тугоплавкого с плохими литейными и пластическими свойствами материала, ничего не получается...
— Недаром, — вставил я, — весь мир занят проблемами протезирования, патентные фонды ломятся от предложений.
— В основном это мелочные усовершенствования традиционных технологий. Между тем ВПК развитых стран столкнулись с неожиданной проблемой: сложнейшие, сверхнадежные, сверхточные, а значит, многократно дублированные системы управления отказывали из-за аварий банальных переключателей. Без труда выяснили причину: высокие точность и чувствительность потребовали небывало частых переключений электрических цепей. Традиционные контакты между срабатываниями уже не успевают остыть — горят. Решение казалось поначалу простым: делать эти детали из сверхпрочных тугоплавких материалов, а не из привычных серебра и золота. Не станем углубляться в технологические тонкости — «простое» решение оказалось невыполнимым. Оптимальным оказалось нанесение на рабочую поверхность детали из традиционного материала тончайшей пленки — сверхтвердой. Но как этот неподатливый материал «намазать» на мягкое основание?
Решение, найденное лет сорок назад теоретически, показалось большинству специалистов парадоксальным: на мягкую, не тугоплавкую основу предлагалось направить струю «холодную» (от шести до двадцати тысяч градусов Цельсия, как на поверхности солнечной атмосферы), в которую подается порошок тугоплавкого материала.
— Эта технология была вскоре освоена?
— Нет, конечно. Ничто новое принципиально не входит в практику легко.
Игорь Константинович родился в последние мирные дни трагического сорок первого в Прилуках, недалеко от Чернигова, в интеллигентной семье — папа агроном, мама учительница.
Учился хорошо. Рабочий стаж зарабатывал маляром. Ремесло освоил легко и, по-видимому, неплохо; когда пришло время увольняться, чтобы поступить в институт, товарищи и начальство уговаривали остаться: зарплата, если не пренебрегать неутомительными частными заказами, намного больше, чем у профессора, всеобщее уважение. А студенческая жизнь тяжела и скудна. Да и перспективы неясны. Но друзей не послушал, поступил в московский физтех. Убедился в правоте товарищей-маляров: учиться оказалось нелегко. Но очень интересно, особенно если не только сдавать экзамены, но и в науку вникать.
В 1965 году окончил институт и стал стажером-исследователем в Институте земного магнетизма и распространения радиоволн Академии наук СССР (ИЗМИРАН). Попытался там сделать модель Солнца, чтобы выяснить некоторые подробности влияния светила на среду нашего обитания. Задача оказалась намного сложнее, чем ее представляли себе те, кто ее поставил. По молодости переживал неудачу, хотя теоретически знал: в науке отрицательный результат может быть очень ценным. Самое важное — именно тогда усвоил на всю жизнь основы научной работы. Теперь пришел черед снова задавать вопросы.