В то же время он хорошо понимает, что все, происходящее с ним, происходит именно с ним.
•
Особенно поразительна история одиннадцатилетнего Филиппа, которому пришлось удалить правую половину мозга. После операции вся «левая» половина мира перестала для него существовать. Он не ощущал, что левая рука у него висит, а левую ногу он волочит за собой — они были ему чужие. Он задевав и опрокидывал все, что стояло слева от него, и не замечал этого, — как мы не реагируем на промашки какого-то человека, стоящего в десяти метрах слева от нас. Прошло несколько месяцев, и оставшаяся часть мозга ребенка стала меняться. Теперь она перенимала на себя обязанности удаленного полушария. Через пять лет юноша выздоровел — его мозг полностью перераспределил функции: он «отремонтировал» его душу.
Нет, это все не случайно, твердят монисты. Сознание — всего лишь «форма доступа к накапливаемой внутри нас информации, поступающей извне». Мы все обречены видеть под собственным углом зрения, располагая увиденное в «эгодекартовых» координатах — отмеряя ему место от «эгоистического координатного нуля». Сознание — это данный нам «микроскоп», в который мы осматриваем картину мира; он не похож ни на чьи иные приборы, и если на стекле микроскопа появятся пятнышки и трещинки («повреждения мозга»), то и мир для нас — после болезни — будет с изъянами.
Когда же наш мыслительный автомат исправен, то всякий раз при получении новой информации что-то в нем срабатывает, «вспыхивает, загорается, стрекочет, фырчит» — машина в порядке, одним словом. Там из сложнейшего узора миллионов нервных импульсов рождается чувство или мысль. Эту гипотезу монисты стремятся подтвердить данными томографических исследований.
Так, по их словам, уже найден участок мозга, отвечающий за самосознание — за сознание того, что «это» происходит именно со «Мной», с моим «Я». Обследования пациентов с нарушенным самосознанием позволили предположить, что их болезнь связана с повреждением определенного участка коры головного мозга, а именно участка, лежащего в правой теменной доле.
Кора головного мозга — новейший его отдел. Ее гипертрофированное развитие отделяет человека от большинства его животных предков, ведь кора мозга специфически увеличена именно у высших приматов. С увеличением коры, убеждены монисты, ее строение достигло той степени сложности, при которой материя неизбежно — автоматически — «рождает» дух.
Как сыграет оркестр?
Подобная гипотеза идет вразрез с традиционными представлениями о человеке. С глубокой древности люди верили, что сознание (разум, дух, душа) имеет сверхъестественную природу — его «вдохнул» в человека Бог. И пусть религиозные подпорки давно уже не нужны зданию Науки и отброшены его строителями, человеческое сознание все равно оставалось «чем-то загадочным».
«Как материально обосновать дух? талант? те или иные душевные качества? наконец, гениальность человека?» — подобный вопрос был едва ли не ключевым в исследованиях головного мозга. Монисты дают ответ, достойный «компьютерного века»: сознание само собой зарождается в чрезвычайно сложных организмах. Это эволюционно выгодно: они получают преимущество в обработке информации.
Однако, вопреки уверенности монистов, новые технологии позволяют лишь следить за изменениями сознания, но объяснить, как рождается сознание, они не могут. Сознание — как огромный симфонический оркестр: вот и инструменты лежат на стульчиках, и понятно, какие звуки издадут скрипки, тромбоны или альты, но как это вдруг зазвучит вместе — неясно. Какому дирижеру подчиняются все участки мозга, наигрывая мелодию нашего «я»? Почему одни «мозговые оркестры» исполняют — брависсимо! — божественные концерты, а другие шумят-гудят, как крыловский квартет? В этом все та же тайна, как и сто лет назад, во времена Бехтерева, как и тысячи лет назад, в пору отсылок по всем вопросам к «Иже на небеси».
Пока ученые могут говорить лишь «о группах струнных» — об отдельных группах инструментов. Одна и та же информация — «одни и те же ноты» — рассылается сразу по нескольким адресам, а потому стоит нам, например, мысленно произнести какое-то слово, услышать какой-то запах или редкий вкус, сосредоточиться на этом, как в игру вступят разные инструменты. Откуда-то из глубины сознания всплывут давно забытые зрительные и звуковые впечатления. Классическая иллюстрация к тому: «Я машинально поднес ко рту ложечку чаю с кусочком бисквита. Но как только чай с размоченными в нем крошками пирожного коснулся моего нёба, я вздрогнул: во мне произошло что-то необыкновенное... Воспоминание ожило. То был вкус кусочка бисквита, которым в Комбре каждое воскресное утро... угощала меня, размочив его в чаю или липовом цвету, тетя Леония... Самый вид бисквитика ничего не пробуждал во мне до тех пор, пока я его не попробовал» (М. Пруст, пер. Н. Любимова).
Согласно новейшим данным, нейроны, обрабатывая или храня информацию, образуют определенные «союзы по интересам». Выведите из строя узловой участок этого союза, и он перестанет существовать. Известен случай, когда у больного в мозгу «захлопнулся» ящичек, где хранилась информация обо всех круглых предметах: он потерял способность именовать круг, колесо и даже Солнце, этот «желтый кружок на небесах». Постоянная учеба развивает мозг, расширяет эти союзы. Соответствующие его участки разрастаются, как мышцы у атлета.
