Знание-сила, 2003 № 09 (915) - [5]
Но что же означает тот факт, что в целом человечество потребляет больше «экологической емкости», чем ее есть на самом деле? Ответ: экосфера как целое попросту не успевает восстанавливаться до прежнего уровня. И с каждым годом по мере роста потребления во всех странах и роста населения в целом доступная людям для безопасного использования экосфера сокращается. Мы «съедаем» то, что должны оставлять в экосфере для своих потомков. Так что сегодня нет нужды спрашивать вслед за классиком, сколько человеку земли нужно. Ответ известен: больше, чем позволяет ему природа. Иллюстрацией этого является хотя бы проблема пресной воды: за истекшие 20 лет ее запасы уменьшились в мире на треть и в следующие 20 лет должны уменьшиться еще на столько же. Люди научились опреснять соленую воду, но опять же за счет выброса отходов этого опреснения в экосферу.
Все это, заключает профессор Рииз, ставит перед наукой и технологией XXI века насущную проблему путей восстановления и увеличения жизненно необходимых ресурсов экосферы и притом более быстрыми темпами, чем растет человечество. История знает случаи, когда быстрый рост населения приводил к исчерпанию главных экоресурсов того или иного региона. Результатом всегда был кризис и обвал целых культур. Если же нечто такое произойдет сейчас, человечество окажется перед угрозой экологического кризиса небывалого, всепланетного масштаба. Он может начаться, например, с войн за воду или нефть, но чем он кончится, не может предсказать никто.
Анатолий Цирульников
Профессия дельфинер
Вообще-то официально такой профессии нет, специально не готовят. Но если решил посвятить этому жизнь, будешь, как выражаются в их компании: «ходить кругами» — проситься, чтобы взяли. Чему-то научат. Но главное зависит от тебя самого: станешь или не станешь дельфинером — так на профессиональном сленге именуется человек, работающий с дельфином. В каком смысле — работающий?
А во всех. Это за бугром одни ловят, другие готовят, третьи показывают шоу, четвертые изучают, а пятые лечат — дельфинов или с их помощью людей.
А у нас все делают одни и те же.
Народ — колоритный. Романтики. Флибустьеры-авантюристы. Белые брюки, бритый череп. Обветренные, загорелые физиономии, что неудивительно, если одиннадцать месяцев в году дует морской бриз (впрочем, дельфины водятся и в китайских реках, и в индийских озерах).
У одного из наших героев — усы, как у Чарли Чаплина, тонкая сигаро «Блэк кэптэн». На Арабском Востоке, где приходится работать с дельфинами, сигареты, как веник, пришлось перейти на сигару, объясняет пристрастие Евгений Абрамов, «Джон», с которым, оказывается, мы знакомы лет двадцать. Со времен «Маяка» — гениального пионерского лагеря Олега Семеновича Газмана, где я пару лет числился воспитателем, а Джон — воспитанником в отряде на самоуправлении под названием «Обыкновенное чудо».
К этому чуду мы еще вернемся, а пока отправимся с братьями Абрамовыми, Джоном и Андреем, на отлов дельфинов в Тамань — здесь начинается работа.
Лагерь на берегу Керченского пролива. Пара вагончиков, палатка, грузовик. К стойке крепится бинокль, время от времени кто-нибудь посматривает вдаль. Если на горизонте ничего не наблюдается, тогда — медленно текущая жизнь, безделье, пекло или непогода, вертушка крутится на ветру, хриплые песни под гитару. «Мужская еда»: большая ракушка, жареный рапан — под «фанагорийскую лозу». Вина тут много, самого разного, и рыбы много. Дальневосточная кефаль под названием «пеленгас» размножилась страшно и жрет все подряд, даже прокисшее вино — однажды, рассказывали рыбаки, винзавод вылил в море, вода была красная от вина и черная от рыбы. Так что опять пришли славные времена, «шаланды, полные кефали»...
Вино, рыба, треп, болтающиеся на веревке гидрокостюмы — если ничего на горизонте. Но если наблюдатель кричит: «Появилась группа! Гоняют рыбу!» — вот туг все закручивается со страшной скоростью.
Заводят мотор, в лодке трое. Андрей на носу, для противовеса, Джон выпрыгивает с якорем и «сыпет сеть» — разматывает вокруг дельфинов. А Сергей Гейко, бывший замполит, рулит, загоняет зверя, он охотник, единственный, кто умеет подкрасться, окружить, сам делает снасти, поплавки, он и по жизни охотник.
Если — удача, сеть вокруг стаи заметана — считай, половина дела сделана: дельфины, хотя это не составило бы им никакого труда, — сети не перепрыгивают, любая преграда действует на них странным образом. Тогда тройка ловцов возвращается на берег, забирает остальных, и вшестером, на двух лодках, едут брать зверя. Афалину, или «бутылконоса», как назвали этого дельфина в семнадцатом веке моряки, очевидно, за сходство с бывшей в ходу бутылкой рома. Внутри большого круга заметывают меньший, и берут дельфинов по одному, втаскивая на брезенте в лодку животное весом двести пятьдесят килограммов. Снаряжение особое — сеть сделана так, что если дельфин в нее попал, ему хватает сил всплыть на поверхность для вздоха, а замет таков, что можно контролировать каждое животное. При сильном ветре не ловят: веревка может вырваться, сеть подпрыгивает — возрастает риск гибели дельфина. Стараются, чтобы этого не случилось, но любая охота — грязь, кровь... В общем, все это закручивается, но часто заканчивается ничем — стая уходит. Ловцы возвращаются на берег, крича коллегам: «дельфины попросили передать вам привет», «помахали хвостом» или что-нибудь в этом духе. Таких «пустых» выходов в море может быть пять-шесть за день, обычная работа.
