Знание-сила, 2003 № 08 (914) - [13]

Есть в принципе два подхода. Один — это глсттогенез: думать, как мог возникнуть язык, какие могут быть его истоки, как соотносится человеческая коммуникация с коммуникацией животных и т.д. Это вполне легитимная тема, но, к сожалению, здесь мало на что можно рассчитывать, кроме ответов общих и, может быть, даже спекулятивных.

Другое — это движение сверху вниз (от нашего времени вглубь истории), то, что делаем мы, то есть постепенное сравнение всех языковых семей и «пошаговое» продвижение вглубь. Мы, может быть, никогда и не дойдем до истоков, но зато максимально продвинемся вглубь и даже попытаемся восстановить первые стадии развития человеческого языка. Это сравнительно-исторический метод, сравнение языков, реконструкция.

И тут тоже есть разные подходы и разные методы. Сейчас приходится все время полемизировать с американцами, потому что у них совершенно другая школа - гринберговекий метод массового сравнения. Джозеф Гринберг (уже покойный, в прошлом году он умер) был, конечно, великий лингвист. Он первым сделал классификацию африканских языков, разделил их на четыре семьи; он занимался американскими языками и выдвинул теорию о том, что все они, в сущности, представляют собой одну «америндскую» макросемью, кроме северных — эскимосских и надене. Последняя его книга — о евразийской семье языков, которая практически совпадает с нашей ностратической. Гринберговская методика основана на методе массового сравнения. Он смотрит на современные языки в больших количествах и обнаруживает какие-то общие модели, сходства в системах местоимений, не устанавливая соответствий, не делая реконструкций, а просто пытаясь сделать классификацию. На наш взгляд, это такая эвристика, определение на глазок. У Гринберга остался ученик — Меррит Рулен из Стэнфорда, с которым мы сопредседательствуем в нашей новой программе.

Это пятилетняя программа в институте Санта Фе, посвященная эволюции человеческого языка. В программе участвуют и американские ученые, и российские. Реально и австралийские — Пейрос, и израильские — Долгопольский, но в основном это все российская школа, выходцы из бывшего СССР. Есть англичане, есть европейцы (Вацлав Блажек из Чехии и др.) — мы собрали более-менее всех, кто занимается дальним родством.

Весь последний год я занимался организацией этой программы, провел четыре конференции. Всех надо собрать, более того, надо примирить: реально этой тематикой в мире, если хорошо «поскрести по сусекам», занимаются человек тридцать, не больше, и необходимо то, что в американской практике называется «team-work». Конечно, очень много лингвистов занимаются отдельными частными семьями, и мы со всеми стараемся сотрудничать и использовать их результаты, но людей, которые занимаются собственно макрокомпаративистикой, очень немного. Практически всех мне удалось собрать на последней январской конференции в Нью-Мексико. Все работают интересно, результаты у всех есть.

Главное — это необходимость как- то «притереть» друг к другу российскую и американскую школы. Оба подхода, на мой взгляд, имеют право на существование.

Прежде чем что-то реконструировать, устанавливать соответствие между языками, мы должны иметь хотя бы приблизительное представление о языковых семьях. Любимый пример Рулена — это индоевропейские языки. Конечно, представление о том, что есть индоевропейская семья, сложилось задолго до того, как возник сам сравнительно-исторический метод. Сначала просто заметили бросающиеся в глаза сходства между санскритом, латынью, греческим. Не было никакой научной методики, тем не менее было вполне ясное представление о том, что индийские языки и европейские языки должны восходить к общему источнику, потому что иначе трудно объяснить наблюдаемые параллели. Только потом, когда стали анализировать эти сходства, обнаружилось, что есть регулярные соответствия, что нужно реконструировать праиндоевропейские формы и т.д. То есть в каком-то смысле «массовое сравнение» оправданно. И это — главный тезис американцев: даже индоевропейскую семью установили без всякого вашего сравнительного метода, почему же нельзя так же поступить и с остальными семьями? Метод «массового сравнения», в сущности, — это почти отсутствие метода: просто смотришь на языки и видишь. И действительно, возьмем, например, индоевропейские личные местоимения — «меня, mich, moi», во втором лице — «ты, тебя, dich, toi». Достаточно взгляда на систему личных местоимений, и мы вынуждены сказать, что здесь скорее всего общность происхождения. С другой стороны, возьмем севернокавказские языки: лезгинские зун «я», вун «ты»; абхазские са «я», ва «ты». Сразу невооруженным взглядом видно, что это — другая семья, там другая система местоимений, и они очень сходны между собой. Для этого не требуется никакой работы, достаточно посмотреть, как будет «я» и «ты». Кроме местоимений, можно набрать и еще какое-то количество сходной лексики. До некоторого уровня такой подход себя оправдывает.

Но вот мы определили, где какие местоимения, а дальше? Личные местоимения — это чрезвычайно устойчивый и архаичный элемент, но за период в 10 — 12 тысяч лет даже и система личных местоимений исчезает — меняется на другую. При этом сходств в остальных сферах лексики остается еще меньше, часто слова и корни меняются до полной неузнаваемости. И тогда уже не остается никаких видимых критериев.