Знание-сила, 2003 № 01 (907) - [9]

Александр Асмолов

Симбиотическая пара

Совсем недавно я летел из Оренбурга и рассматривал статистику браков и разводов по Оренбургской области.

Количество разводов в этой области превосходит количество браков незначительно, но все же общий баланс получается не в пользу семьи.

Я задумался, и, как бывает в таких случаях, потекли воспоминания…

Году в 79-м или 83-м я начал писать работу «Эволюция семьи». Был полон гордого желания выхватить рапиру и замахнуться на – я всегда выбираю себе приятных противников – незабвенную работу Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Энгельс в ней, по сути, пересказывает статью талантливейшего Моргана об ирокезах. Я, помню, заявил тогда своим слушателям, излагая мысли будущей своей работы, что статья написана давно, что семья претерпевает огромные изменения и как социальный институт, и как межличностная группа, и как непонятая субкультура общества. О субкультуре подростковой, субкультуре юношеской говорили и писали, их исследователи, но семья как субкультура и как группа межличностных отношений не слишком фокусировалась нашими учеными.

Тогда мне все это было безумно интересно, а теперь, в самолете, я понял, что интерес этот подогревался моими компенсаторными механизмами. Практически каждый из нас говорит и пишет про семью, выступая от имени своих собственных комплексов полноценности или неполноценности. А в те годы я заявил, что Энгельс не прав, что никакой эволюции семьи нет, что вся динамика развития семьи как социального института – это его путь к финишу, что мы все смелее будем возвращаться от моногамных к полигамным бракам, что свобода нас встретит радостно у выхода от семейного очага и так далее. Всех же, кто так не считал, я внутренне назвал советскими консерваторами и четко ощущал, что я в этой ячейке советского общества жить не хочу.

Из всего комплекса моих тогдашних революционных идей сегодня я готов повторить твердо только одно: мы и до сих пор по большому счету не понимаем, куда движется семья, ради чего она движется, каков эволюционный смысл развития семьи.

Вот несколько вопросов, над которыми, по-моему, стоит задуматься.

1. Фригидность и импотенция распространяются все шире, и далеко не только в нашей стране. Если взять это явление не как факт биографиии отдельного гражданина или отдельной семьи, а широко, как некую новую характеристику состояния человеческой популяции, – к чему бы это? Тут нужны эволюционисты-биологи. Возможно, популяция дает сигнал: что-то не то происходит. И работу механизмов популяционной саморегуляции мы с вами воспринимаем как судьбу, болезнь конкретного индивида. Но если в такой форме опробуется поисковый механизм эволюции, надо многое поменять и в психотерапии, и в сексологическом консультировании. Возможно, надо работать не с отдельным субъектом: мужчиной, женщиной, семьей, а с субкультурой, имея в виду ее типологические особенности.

2. Одновременно во всем развитом западном мире сложным колебательным процессом идет снижение рождаемости. Говорят, что скоро оно сменится взлетом; поживем – увидим. Но можно допустить, что это – тоже часть эволюционного процесса исторической важности.

3. В мире все больше неполных семей. Все больше одиноких женщин. У нас есть термин «мать-одиночка»; появился уже и «отец-одиночка».

Мои коллеги социологи и демографы не говорят еще об одной грани этой же проблемы: женщина-одиночка в полной семье. У нее все в порядке, рядом копошатся муж и дети, но психологически она оказывается одиночкой. И это значит; что семья не исполняет для нее функции, которую я считаю главной: саморазвитие личности.

Лет 15-20 назад блестящий демограф Анатолий Вишневский объявил о существовании феномена детоцентризма. Естественно было бы ожидать вместе с ним и своего рода «семьецентризм», но этого нет.

Семья и сегодня остается для нас чем-то вроде блоковской Незнакомки; стереотип, что мы представляем себе ее историческое, социальное, психологическое развитие, по-моему, просто опасен. У нас даже не так много гипотез на этот счет.

Одна из них пока не исчерпана: гипотеза о семье как психологическом симбиозе. Есть симбиотические диады, когда двое выступают как единое целое. Когда-то Выгодский ввел гениальное понятие о единстве и неразрывности матери и ребенка. Позже английские психологи Дж. Шоттер и Дж. Ньюсон, анализируя общение матери с младенцем, обнаружили, что мать общается с ним не как с отдельным автономным существом, а как с частью диады, которую она с ним образует. Эту диаду Шоттер и Ньюсон назвали «психологическим симбиозом». Большинство матерей, как показывает анализ многочисленных магнитофонных записей, разговаривают с младенцем так, будто он обладает разными намерениями, желаниями, мыслями. По мере развития симбиотической диады внутренняя структура ее меняется, поскольку ребенок берет на себя все большее число психологических функций.

В этой диаде мать творит своего ребенка как личность, а ребенок существенно влияет на поведение матери. Американский психолог М. Коул в статье «Зона ближайшего развития, где познание и культура творят друг друга» показал, что взаимодействие ребенка с матерью, которое обеспечивает его развитие, обладает специфическими чертами. Мать инициирует поведение ребенка, побуждает его к содействию. Они вместе решают задачи разного уровня сложности, причем мать подбирает такие, которые были бы по плечу ребенку. Наконец, они не просто решают эти конкретные задачи, но и отбирают именно культурно предпочитаемую стратегию такого решения. Со временем эти стратегии преобразуются из культурно предпочитаемых в индивидуальные.