Знание-сила, 2002 № 12 (906) - [30]
У рисунков восьми- десятилетних детей одна общая особенность: они плоские. Они могут быть очень сложными, насыщенными деталями – но плоские. Долго. У многих навсегда. Потому что трехмерность мира – она тоже открывается. Можно показать ребенку: вот это перспектива, объяснить, но это совершенно не значит, что он это усвоит и будет использовать в своих рисунках. Сами дети очень четко различают рисунки «по научению взрослых» и свои собственные. Многие из них так и спрашивают психолога, начиная по его просьбе рисовать: «Вам рисовать, как учат или как я рисую?». Все-таки в спонтанном рисунке ребенок использует только то, что уже присутствует в его личном опыте: если он открывает для себя эту перспективу, она появляется и в рисунке. Трехмерность меняет композицию; появляется горизонтальная композиция, вертикальная, диагональная; появляется тень – на плоском рисунке не может быть тени, ей просто некуда падать. Конечно, такое встречается не часто, это показывает, что ребенок поднялся на новый уровень сложности, новый уровень развития.
Рисунок девочка 5 лет 5 месяцев
Рисунок девочки 12 лет 10 месяцев
Как утверждает Наталья Ивановна Евсикова, ребенок рисует человека вообще – не маму, не себя самого, а человека без индивидуальности, наделенного, однако, телесностью в меру понимания (скорее, ощущения) этой телесности на личном опыте. Вот эта самая мера понимания и служит главным критерием для оценки его психологического возраста, его общего уровня развития.
Он давно уже владеет речью в полной мере – в той, при которой будет уже, очевидно, всю оставшуюся жизнь, но все еще рисует «просто так», внося в рисунки новые и новые ощущения и проблемы. Рисованный человечек обретает пол, и в очень ярко выраженной форме: младшие подростки наделяют своих героев непропорционально большими первичными и вторичными половыми признаками.
А почему он ощущает себя именно таким и уточняет образ человека именно в таком порядке?
В общем, понятно, что маленький человек движется в своем развитии «изнутри» – во вне, в общество себе подобных. Именно это направление движения отметил и положил в основу своей теории интеллектуального и психического развития Жан Пиаже: естественный, всепоглощающий эгоцентризм маленького ребенка постепенно вытесняется, освобождая пространство для других ракурсов и точек зрения, чужих интересов и способности к компромиссу с ними. В этой же логике, по Пиаже, развивается и спонтанное живописное творчество ребенка: сначала он рисует что-то свое, ловя ощущения координат в пространстве чистого листа, фиксируя ощущение формы и нимало не заботясь о том, чтобы быть понятым окружающим, и только потом он начинает смотреть на предметы вокруг себя, на себя самого глазами других людей, через призму норм и представлений культуры. Значит, в человеке живет и некий изначальный, докультурный образ себя, как бы продиктованный самим телом, и этот образ отличен от общепринятого: у человека-огуречка на каком-то этапе большие глаза, рот, руки и особенно кисти рук, стопы. Прямо лягушонок какой-то, как показывают эти рисунки, маленький художник так сосредоточен именно на этих зонах человеческого тела: голова, кисти рук, стопы – а остальное его почти не интересует?
Подсказка пришла от физиологов, к которым, как ни странно, психологи, занимающиеся детскими рисунками, не обращались. Это физиологи к ним пришли сами, когда в петербургском Институте эволюционной физиологии и биохимии Российской академии наук заинтересовались уникальным медицинским случаем.
Рисунок мальчика 6 лет 10 месяцев
Попав в автомобильную катастрофу и пережив клиническую смерть, молодая петербургская художница Таня Лебедева через несколько месяцев чудом пришла в себя и начала выкарабкиваться, оставшись, по сути, с полностью разрушенным левым полушарием мозга – тем, которое, по современным представлениям, «заведует» сознательным, рациональным, абстрактным, логическим, цифровым, последовательным в мышлении человека, в его восприятии мира и реакциях на него.
24-летняя девушка после нейрохирургической операции и трехмесячной комы никого не узнавала, кусалась, царапалась и, выписанная из больницы на руки матери, жила за решеткой. Разумеется, она совершенно не могла говорить и не понимала речи (левое полушарие не зря называют еще и «вербальным»). Зато через некоторое время она начала рисовать. Ее рисунки, демонстрировавшие следы каких-то технических профессиональных навыков, поражали сходством как с творчеством первобытных людей, так и с детскими рисунками.
Странные зверо-люди; анатомически почти правильно изображенные люди с резко увеличенными кистями рук и стопами ног, эмоционально насыщенные мифологические персонажи, сконструированные из опять-таки анатомически правильно изображенных частей человека и разных зверей.
Но самое поразительное, пожалуй, даже не то, что больная как бы вернулась в собственное детство и в «детство человечества», создавая магические фигуры, «невзаправдошние» существа. Поразительно, что при этом она (как и современные дети, как и первые художники нашей истории) воспроизводила своеобразного человечка Пенфилда, американского нейрофизиолога, нарисовавшего его на основании внутренней карты мозга, на которой представлены зоны, занятые анализом ощущений и движений, идущих от разных частей тела. Такая внутренняя карта человека живет в каждом из нас благодаря именно правому («древнему») полушарию. И на этой карте коры головного мозга огромные зоны заняты сигналами, идущими именно от кистей рук, рта и губ, стоп, от половых органов. Очевидно, потому, что это – главные средства выживания и коммуникации. Соответственно, и человечек, нарисованный Пенфилдом как «наше внутреннее представление о человеке», по этой карте, наделен громадными кистями, стопами, ртом, а половые органы публикаторы даже просто изъяли из рисунка «по цензурным соображениям».
