Знание-сила, 2002 № 09 (903) - [44]
Среди близких друзей быстро выделился граф Мориц Линар, настолько хорошо ей знакомый, что в свое время был уже под благовидным предлогом отослан от русского двора.
Перспектива появления нового Бирона обострила разногласия в самом «правительстве» Анны. Уже в марте 1741 года ставший первым министром Миних настолько восстановил против себя весь правящий круг, что вынужден был уйти в отставку. При этом ненавидимого многими за властолюбие и солдафонскую бесцеремонность фельдмаршала «ушли» вполне по-европейски: с пенсией, сохранением движимого и недвижимого имущества и даже периодическими приглашениями во дворец – небывалый случай в послепетровской России!
Оставшийся фактически главным членом Кабинета Остерман искренне старался ввести Анну в курс государственных дел. Но ни по характеру, ни по усвоенной манере действий он не мог быть «первым министром». К тому же он явно покровительствовал принцу Антону, отношения с которым у правительницы становились все более напряженными.
Антон-Ульрих, герцог Брауншвейг-Люнебургский, также не собирался ограничиваться в новом правительстве ролью статиста. Принц стал третьим по счету российским генералиссимусом и после отставки Миниха возглавил военное ведомство. Он даже выучил русский язык (во всяком случае, подписывался по-русски), посещал Сенат, и материалы Военной коллегии показывают, что принц добросовестно исполнял свои обязанности. Он был добродушным, но никак не одобрял фавора Линара. Правительница столь же откровенно игнорировала права своего супруга, а порой ставила генералиссимуса на место.
Анна нашла себе союзника в лице нового кабинет-министра Михаила Гавриловича Головкина, полуопального вельможи в конце царствования Анны Иоанновны. Однако граф не обладал решительностью Миниха, а по компетентности не мог соперничать с Остерманом, к тому же был весьма неуживчив. Финч отзывался о новом министре весьма критически: «Смесь гордости, невежества и самодовольства». Действительно, Головкин жаловался Антону на Остермана, что не мешало ему ссориться и с герцогом. А Миних не терял надежд на возвращение к власти. Его заступницей была не терпевшая Остермана Юлиана (Юлия) Менгден, состоявшая с экс-первым министром в близком родстве.
При таком раскладе сил наладить сколько-нибудь серьезное сотрудничество было мудрено.
Никита Трубецкой
Возможно, поэтому «кадровая» политика принцессы Анны не отличалась последовательностью. Убрав Бирона, она оставила его верного клеврета – майора Альбрехта; остался при дворе и финансовый советник Бирона обер-гофкомиссар Исаак Либман, предупредивший своего хозяина о перевороте. Других деятелей и «выдвиженцев» Бирона сначала даже повышали чином.
Сами назначения были не продуманными, часто случайными.
Раздачи чинов и должностей не создавали для Анны надежную опору. Занявший высокий пост придворного рекетмейстера А. Фенин и секретарь принца Антона П. Грамотин оказались заурядными взяточниками.
Ушел в отставку секретарь Кабинета А. Яковлев, а вслед за ним и те гвардейские офицеры (П. Ханыков, И. Алфимов, Л. Пустошкин), которые в 1740 году выступили против Бирона в пользу брауншвейгского семейства. Другие «выдвиженцы» Анны в ноябре 1741 года и пальцем не пошевелили, чтобы защитить ее, и тут же перешли на сторону Елизаветы. Так же поступили вслед за великим канцлером А. М. Черкасским и другие высшие чины империи – начальник Тайной канцелярии А. И. Ушаков, генерал-прокурор Н. Ю. Трубецкой, генерал-полицеймейстер Ф. В. Наумов.
Щедро дарившиеся Анной милости не всегда были уместны и «не работали» на нее.
Прусский посол Мардефельд в июле 1741 года подвел итоги «милостивой» политики правительницы: «Нынешнее правительство самое мягкое из всех, бывших в этом государстве. Русские злоупотребляют этим. Они крадут и грабят со всех сторон и все-таки крайне недовольны…».
Принятые решения не исполнялись, порой одни распоряжения сменялись противоположными.
Ситуация усугублялась раздором между советниками Анны. «Все идут врозь» – докладывал в Париж маркиз Шетарди о ситуации в правительстве России; таковы же были отзывы его английского коллеги и соперника Финча. И это в то время, когда при объявлении Швецией войны России вице-канцлер М.Г. Головкин был настолько не уверен в силах своей армии, что предлагал строить редуты близ Петербурга! В самой столице было неспокойно: вспыхивали пожары, улицы патрулировались драгунскими разъездами; нехватка продовольствия вызвала такую дороговизну, что Кабинет министров предписал установить на рынках твердые цены под контролем полиции.
Падал авторитет правителей и в гвардии. После удачной «революции» 1740 года гвардейцы чувствовали себя хозяевами в столице. Как показывают журналы приказов по полкам, они «безвестно отлучались» с караулов, дебоширили «на кабаках», бесстрашно «чинили обиды» полиции и прохожим, крали столовое серебро из дворца и домов вельмож, а то и вламывались в жилища обывателей, чтобы «попросить» денег.
Но «наверху» этого как будто не замечали. Осенью 1741 года правительница занималась важным делом – раздачей своим приближенным… живых слонов, полученных в подарок от воинственного иранского шаха Надира и устраивала бесконечные праздники. А 18 октября в честь годовщины восшествия на престол императора состоялся бал и маскарад, который длился три дня. 7 ноября бал устраивал Миних по случаю «благополучно окончившегося первого года правления» Иоанна III и его родителей. На следующий день Анна праздновала «восприятие всероссийского правительства». День рождения отца правительницы, герцога Мекленбургского Карла Леопольда, отмечался балом 15 ноября. 20 ноября во дворце был банкет для офицеров Семеновского полка…
