Одна заря сменить другую спешит…
Божьи мельницы мелют медленно – но неслыханно мелок помол! Эта фраза часто приходит на ум историку, прослеживающему долгое угасание и гибель древних или современных империй. Не миновала она и римлян в XII веке от Основания Города, или в IV веке от Рождества Христова, как потом рассчитали историки.
Все граждане Вечного Города помнили древнее пророчество: полет двенадцати коршунов перед братьями, основателями Рима, предсказал им срок процветания нового города. Что случится потом? Будет ли разрушен Город? Или исчезнет создавший его народ? Или растают в хаосе те боги, которые благословили рождение Рима? На сей счет современники придерживались самых разных мнений и на их основе совершали самые разные поступки.
Перенос столицы из древнего Рима в столь же древний Византий, в одночасье ставший Константинополем, – это событие, казалось, завершило римскую историю. Ведь владыка Римской державы дважды сменил веру – даром, что носил имя Константин – «Неизменный»! Сначала божественный август отверг своего отца Юпитера и прочих богов-олимпийцев, но поклонился иранскому пришельцу Митре – богу Солнца, совести и клятв. Потом и эта клятва устарела: Константин обратился к Христу Пантократору, которого еще недавно люто преследовал его прямой начальник Диоклетиан. Правда, сам Константин и его отец Констанций не усердствовали в гонениях: они следили, за кем из богов последует более дружная толпа верующих.
Достойных соперников у Христа нет: такой вывод Константин сделал на соборе в Никее, слушая пламенные речи пресвитеров Ария и Афанасия. Но почему эти герои не могут прийти к единомыслию о сущности Христа? Или оставить этот трудный вопрос будущим богословам, а самим, засуча рукава, работать над обновлением империи согласно заветам Христа?
Собравшиеся в Никее епископы большинством голосов решили: Афанасий прав, а Бог Сын единосущен с Богом Отцом и со Святым Духом! У кого не хватает разума или покорности, чтобы признать эту истину, тот недостоин зваться христианином!
Так православный символ веры стал новым паролем, позволяя быстро различать своих и чужих. Но до чего же много чужих оказалось вокруг Христовой церкви!
Константин Великий
Сперва усобица разделила сыновей Константина: стоило одному из них заявить о своем православии, как другой впал в арианство. Презиравший обоих цезарь Юлиан впал в еще худшую крайность: он публично отрекся от Христа, объявил своим богом Митру и отправился воевать с персами, поклоняющимися Ахурамазде. Там и сгинул Отступник по милости Христа! Ибо вернись Юлиан с победой. Христова церковь понесла бы в империи тяжкий урон, вновь став лишь одним из многих равноправных вероучений…
Между тем ариане, терпя неудачи внутри империи, устремились за ее рубежи и начали проповедь среди варваров, подобно древним апостолам. Кто мог оградить варваров от этой духовной заразы? И вот готы в Подунавье сделались арианами; их просветитель Ульфила даже перевел Евангелие на готский язык. В этом богоугодном деле православные епископы крепко отстали от еретиков!
Так рассуждает в 1533 году от основания Города римский епископ Дамасий. Согласно решению Никейского собора, ему принадлежит первенство чести среди всех православных епископов. Но честь – это еще не власть, а среди имперских чиновников (и особенно среди армейских командиров) многие не считают себя христианами. Нет еще такого закона в империи, чтобы каждый носитель власти повиновался Христу! Великий Константин не решился в одночасье установить такое правило; его преемникам тоже чего-то не хватало – то веры, то силы, то времени…
И вот дождались грозы: четыре года назад готы вторглись на имперские земли, переплыв Дунай. Это не было завоеванием: полукрещеные варвары спасались бегством от совершенных дикарей – гуннов, которые вдруг вынырнули из бескрайних степей Азии. Тут бы принять побитых готов под имперскую опеку и защиту, сделать из них настояших воинов Христа! Так нет же: вороватые имперские чиновники довели союзных варваров до мятежа. Император Валент отправился их укрошать и погиб еще хуже, чем отступник Юлиан: тот хоть армию сохранил, а Валент пал вместе с римским войском!
Теперь на Балканах нет защиты от гуннов; да и готов придется долго убеждать, что союз с империей им выгоднее, чем война с нею. Плохи дела у новых императоров – западного, Грациана, и восточного, Феодосия. Но быть может, для Церкви это как раз неплохо?
В длинном ряду римских епископов Дамасий, видимо, первый талантливый политик, мастер власти. Он безошибочно чует момент, когда светская власть более всего нуждается в союзе с Церковью, и понимает, чего можно потребовать от власти в такой момент.
Прежде всего нужно созвать новый Вселенский Собор Христовой церкви! И созвать его не в провинциальной Никее, а в столице Востока Константинополе. Тамошний император Феодосий – храбрый и упорный, но простодушный вояка. Ощутив поддержку епископов в деле укрощения готов, он согласится объявить православие обязательной религией для всех имперских чиновников и офицеров. До простых солдат и крестьян очередь дойдет позже.