Знание-сила, 2001 № 07 (889) - [6]
Группа немецких ученых скрестила паука с картошкой. Им удалось добавить в ДНК картофеля гены, отвечающие за выработку шелкового протеина у паука. Согласно исследованиям, в некоторых из полученных таким образом растений около двух процентов всего протеина было шелковым. В данный момент ученые ищут способ переработки шелкового протеина в волокно. Если такой способ будет найден, в ближайшем будущем такой растительный шелк сможет заменить многие современные искусственные материалы, такие, например, как кевлар.
По материалам ВВС. Nature, Science, New scientist, Discovery, The New York Times, Scientific American, Science Daily, Mignews, NASA
Александр Голубев
«Призраки войны» и реальность
Эль Лисицний. Оформление павильона авиационной выставки
После Первой мировой войны мир довольно долго приходил в себя. Но не успели еще затянуться все раны, как на горизонте замаячила Вторая мировая. Некоторые западные историки даже предлагают рассматривать первую и вторую мировые войны как одну войну в двух действиях – слишком очевидны были минусы Версальской системы, слишком много нерешенных вопросов оставила Первая мировая.
Результаты этой войны были столь глобальны и катастрофичны, что введено было даже новое понятие – «тотальная война», то есть война, коренным образом изменившая ситуацию во всех сферах жизни общества.
Потери на фронтах – десять миллионов убитых, двадцать миллионов искалеченных, пять миллионов вдов и девять миллионов сирот; огромные потери, понесенные гражданским населением в результате военных действий или бомбардировок, от болезней (только пандемия «испанки» унесла примерно 27 миллионов человек); от внутренних конфликтов (например, избиение армян в Турции); крах финансовой системы многих стран; невиданный рост государственного контроля; формирование военно-промышленного комплекса; массовое вовлечение женщин в производство; даже изменения в организации и проведении досуга – вот что такое «тотальная война».
Эль Лисицней. «Красная Армия», 1933 год
Воспоминания о ней и страх перед будущей войной толкали европейскую дипломатию на иные, не традиционные правила игры. Была создана Лига Наций, подписан пакт Ьриана- Келлога о запрещении войны в качестве орудия национальной политики, созывались конференции по разоружению. Появление же гитлеровской Германии, этого «уродливого детища Версальского договора», в 20-е годы предугадать было невозможно.
Но была еще и Советская Россия, в которой последствия мировой войны померкли перед последствиями революции и войны гражданской.
Пока Европа приходила в себя, надеясь, что мировая война не повторится, в советском обществе ожидания новой войны, напротив, с каждым годом усиливались, и так продолжалось по крайней мере до конца 1920-х годов.
Революция и гражданская война коренным образом меняют жизнь всех слоев общества. Теперь мир выступает либо в качестве источника вполне реальной угрозы (угрозы военной, угрозы для установившегося политического строя), или, напротив, в качестве источника благоприятных изменений. В этом качестве внешний мир представал не только для противников советской власти, ждавших освобождения от власти большевиков, но и, в ряде случаев, для ее сторонников. Например, он мог предоставить техническую или продовольственную помощь, выступить союзником в войне против общего врага или просто путем давления на советское правительство добиться некоторой корректировки политики (скажем, роспуска колхозов или снятия хотя бы части ограничений с деятельности православной церкви).
Здесь нужна важная оговорка. Если в США уже в 1935, в Великобритании в 1937, а во Франции – в 1939 году начали работу институты Гэллапа, проводившие регулярные опросы общественного мнения, в том числе и по вопросам внешней политики, в СССР ничего подобного не было. Сводки «о настроениях», составленные ОГПУ или партийными органами, представляли собой случайные выборки, ни о какой статистике речи не было, да и объективность этих выборок вызывает сильные сомнения.
И все-таки хоть и небольшая возможность оценить настроения тех лет у нас есть. В конце 20-х годов педагоги-педологи проводили массовые опросы детей по вопросам войны и мира, отношений СССР с заграницей. Ведь дети – это отголоски старших, а их ответы – это то, что, бесхитростные, они слышат в семье. Вопросы были поставлены так: «Как живут между собой и как должны жить СССР и буржуазные страны». В результате 4,4 процента опрошенных говорили об исключительно мирных отношениях СССР с буржуазными странами, а 77,5 процента определили их как враждебные. И постоянно звучали вопросы: «Почему мы не хотим войны?», «Как СССР готовится к войне?».
Возможность войны с «капиталистическим окружением» в 20-е годы, вопреки расхожим представлениям и как это ни странно, ощущалась значительно острее, чем в 30-е. Сводки ОГПУ пестрят утверждениями, что «грамотные крестьяне, читая в газетах о военных приготовлениях в Польше, Румынии и Англии, находят, что война неизбежна».
Свою лепту вносила, конечно, и пропаганда, которая не уставала напоминать о «капиталистическом окружении». Угроза новой войны всегда была одной из ведущих тем, особенно для политических карикатуристов. То Чемберлен, то Пуанкаре, то «дядя Сэм» спускали с поводка огромное бронированное чудише: войну – огромную, ощетинившуюся пушками, на танковых гусеницах…
