Подозреваю, это очень сходно с переживаниями нынешней российской интеллигенции старшего поколения, которая потерю статуса в обществе переживает намного болезненнее, чем снижение материального уровня жизни: прежде она, интеллигенция, ощущала себя авангардом и духовным руководителем народа, а при некоторых ухищрениях – и власти, теперь же, чтобы сохранить авторитет, особенно в глазах молодежи, необходимо доказать свою способность не просто к выживанию, но к успеху в новых условиях, а это дается не всем. В чем, разумеется, виноват кто угодно, только не сама интеллигенция, – власть, не обеспечившая ей успех; молодежь, слишком меркантильная, чтобы ценить духовность; общество в целом, потерявшее «правильные ориентиры».
Вот и американцы, прежде всего – «они бездуховны»:
«Жизнь среднего американца бесцветна, бездуховна, и такой же становится жизнь иммигранта, если ему удается реализовать Американскую Мечту… Смысл жизни в русской среде был когда-то главным предметом и смыслом дискуссий. В иммигрантской среде эта дискуссия завершена. Ответ найден. Смысл жизни в успехе, достижении Американской Мечты о материальном благосостоянии» (М. Гофман).
Американцы просто не в состоянии оценить и с должной эффективностью использовать образование, высокий профессионализм и прочие прекрасные качества своих новых сограждан:
«Три четверти русскоязычной эмиграции работает не по специальности: в различных сферах сервиса, не требующих серьезной квалификации. И это при том, что речь идет о, может быть, наиболее высокообразованной части американского общества» (В. Кандинов).
Кто-то ядовито пошутил на эту тему: «Меня здесь совсем не ценят, – жалуется приехавшая в Америку такса подруге, – а ведь в России я была сенбернаром».
Разочарование порождает ностальгию, она звучит совсем уж неожиданно в устах тех, кто с великим трудом вырывался из тоталитарной страны, где их выгоняли с работы, клеймили как предателей родины, где, как они считали, у их детей не было будущего. А теперь один из них пишет с явной тоской по прошлому: «Понятия Родина, любовь, честь, порядочность, дружба, то, что нам вбивали в голову, заменены одним словом – деньги. Они правят бал».
В состоянии легкой оторопи я включила телевизор – подошло время новостей. А по телевизору поэт и политик Лукьянов меланхолично заметил, что никаких необоснованных арестов в советские времена не было, кроме тех, что уже были в свое время осуждены партией и правительством; и какой замечательный человек был Юрий Андропов, который завел моду лечить диссидентов галоперидолом и электрошоком до полной потери личности.
Лукьянов-то, конечно, лукавил, но, как выяснил ВЦИОМ, от опроса к опросу все больше россиян, в том числе и молодых, искренне убеждены, что рассказы о всяком государственном терроризме, тотальной слежке и унижениях есть в лучшем случае преувеличения, в худшем – наглая клевета. Особенно обидно слышать это от тех, кого в советское время как раз гноили и унижали: на таможне, например, практически все отъезжавшие через такое унижение проходили. Так вот же – не помнят…
Да, Хотин, конечно же, прав: русские эмигранты в Америке – плоть от нашей плоти, кровь от нашей крови. И характер наш, и многие психологические особенности. Например, ригидность, жесткость, узость, неспособность понять человека другой культуры, да просто мысли такой даже нет, что необходимы такие усилия, что он может быть другим.
Например, горячая дискуссия вокруг склонности американцев доносить своему начальству о неблаговидных поступках коллег, сокурсников, одноклассников. В нашей полулагерной культуре донос – великий грех, и понятно, почему: даже в относительно травоядные времена развитого социализма все помнили, что доносы в буквальном смысле слова – убойная сила. Не могу сказать, что мне нравится доносительство американцев, я ведь сама-то из нашей культуры, советской в основе своей, но я хоть отдаю себе отчет, что эти элементы американского жизнеустройства связаны как-то по-иному, имеют там иной смысл, иное содержание. А для новых американцев русского происхождения все очевидно: американцы, как известно, дурно воспитаны, не знают и не понимают самых элементарных вещей:
«Американцы с легкостью доносят друг на друга потому, что не знают, что это дурно, так же, как не знают, что в транспорте надо уступать место пожилым, и абсолютно невежественны во всем, что касается поведения мужчин по отношению к женщинам в общественных местах. Общество это примитивно по самой своей сути, и здесь любой поступок расценивается не с точки зрения морали, а с точки зрения «выгодно – невыгодно». Доносить выгодно, ибо за это похвалят» (И. Коршикова).
Все это автора просто шокирует, но… живя в Америке, приходит к выводу она, надо жить по-американски, и разъясняет: «С волками жить – по- волчьи выть». С каким, однако, изяществом и чувством собственного превосходства над аборигенами отказывается она от собственных ценностей! Честно говоря, я не слыхала, чтобы кто-нибудь в Америке пострадал за недоносительство, в крайнем случае наша моралистка рискует некоторым неудовольствием начальника, только и всего.