Знание-сила, 2001 № 02 (884) - [11]
Подобный феномен характерен не только для России, Его впервые описал немецкий помещик Тюнен еще в 1826 году (И. Тюнен. «Изолированное государство в его отношении к сельскому хозяйству и национальной экономике. Исследование о влиянии хлебных цен, богатства почвы и накладных расходов на земледеление»). В модели Тюнена по мере приближения к городу, расположенному на абсолютно однородной равнине, меняются специализация, интенсивность и продуктивность сельского хозяйства. В основе его модели лежит понятие о ренте по положению как частном случае экономической ренты.
В Европе и Северной Америке распределение интенсивности сельского хозяйства достаточно долго соответствовало закономерностям, вытекаюшим из Тюненовской модели. Но начиная с 1960-х годов в связи с совершенствованием средств транспорта, способных перевозить скоропортящуюся продукцию на большие расстояния, и субурбанизацией (переселением горожан на постоянное место жительства в пригороды) центрально-периферийные различия в сельском хозяйстве стали размываться, и сейчас о них мало кто вспоминает.
Почему же в России этот центрально-периферийный градиент так задержался? Такой субурбанизации, как на Западе, у нас пока нет. Зато велик именно в пригородах спрос на землю дачников, садоводов, владельцев коттеджей. Казалось бы, этот спрос, как и в западных странах, должен делать невыгодным сельхозпроизводство в пригородах. Но этого не происходит. Попробуем обозначить специфические для России условия, определившие подобную пространственную организацию сельского хозяйства.
Прежде всего, это тип заселения или освоения пространства, характерной чертой которого служит разреженность городской сети, в первую очередь сети городов, способных оказывать цивилизующее воздействие на свое окружение. Сказывается и общая запущенность сельской местности. То есть селяне как бы добирают в городе то, чего они не могут получить на месте. Поэтому сельское население в пригородах стабильно росло, а глубинка за последние десятилетия потеряла от половины до двух третей своего населения. Важно учесть, что речь идет не только о количестве людей, но и о качестве трудовых ресурсов. Ведь из глубинки в города и пригороды уезжали наиболее молодые трудолюбивые, предприимчивые люди.
Валовая продукция сельского хозяйства с единицы сельхозугодий, 1998 год, тыс. руб/га.
Все эти особенности учитывали и власти, которые, с одной стороны, стягивали новые и технологически прогрессивные объекты сельского хозяйства в ближайшие пригороды, то есть туда, где они давали наибольшую отдачу. С другой стороны, они постоянно поддерживали дотациями периферийные, безнадежно убыточные хозяйства. Все вместе это «закрепляло» иждивенчество глубинных хозяйств и только усиливало их отставание. Не могла не сказаться и долговременная монополия городских пишевых предприятий: один-два завода перехватывали основные потоки сельхозпродукции в областях, стягивая их опять же к центру.
Все это и способствовало тому, что и сельское население, и инвестиции в сельское хозяйство стягивались поближе к городу. Здесь же – максимальная продуктивность и отдача вложений. Тем не менее в России речь идет скорее о квазитюненовских ландшафтах, нежели о содержательном соответствии оригинальной модели, так как Тюненовская модель основана на рыночных условиях, а у нас похожая география сложилась при плановой экономике.
И. Пиросмани. «Белая свинья с поросятами»
Будем двигаться дальше вверх по масштабной лесенке и попытаемся обозреть общероссийские тенденции.
Кризис сельского хозяйства нельзя трактовать только как часть общего экономического кризиса страны 1990-х годов. Это итог эволюции колхозно-совхозного сельского хозяйства в XX веке с низкой производительностью коллективных хозяйств и привычной к государственному протекционизму. В России нынешнему обвалу сельского хозяйства предшествовали замедление роста, стагнация, переходящая в 1980-х годах кое-где в спад производства, нараставшее отставание продуктивности земель и скота от Запала, огромные структурные диспропорции. Отток населения из села, связанный с ростом городов, требовал перехода к новым технологиям и новым хозяйственным механизмам, как это было во многих развитых странах. Вместо этого «размазывали» по территории огромные средства* все активнее применяли административные рычаги. Поддержание роста производства требовало неоправданно большого объема финансирования. Таким образом, реформы начались на фоне разрастающегося внутреннего кризиса сельского хозяйства, который был резко усилен разрушением сложившейся системы сбыта и поставок продукции, либерализацией цен и уменьшением финансовой поддержки убыточных предприятий. Сами предприятия, несмотря на переименования и формальное разделение земель на паи, изменились мало.
Приведенные региональные примеры показывают, что выжить смогут не все коллективные хозяйства. До 1999 года прибыльной была только пятая часть коллективных хозяйств. Сейчас, по мере выхода из кризиса, их число растет. Половина хозяйств сохраняет жизнестойкость и способность подняться с колен при благоприятных условиях. Стратегии в отношении остальных, особенно тех, где уже разворовано имущество, нет.
