Тук усмехнулся и пропал.
Я подсел к «соньке». Цифровая музыка, цифровой секс… ну нет, мы говорим о самоубийстве, а не о пытках. Цифровые наркотики? А что, это ближе…
Я раззиповал старую адресную книжку и нашел адрес Чарли Хоппфилда, от которого в свое время узнал историю появления «цифровой кислоты». Конечно, Чарли мог с тех пор сто раз сменить адрес…
Блин, да он ведь мог и умереть! Как же так вышло, что я столько лет с ним не общался?
И не только с ним. Все эти люди, свернутые в строчки цифр и букв, превращенные в несколько байт архиватором. Где они все, почему я так давно не пользовался этими кодами, открывающими целые миры? Почему я сам свернулся в своей ракушке, в этой маленькой @ своего электронного адреса? Неужели это – та свобода, к которой я бежал, с пулеметной частотой захлопывая за собой двери? Или это «темная сторона» моего Робина, который взламывал и декодировал мировоззрение других людей так же быстро, как и все остальное, как и себя самого, и потому постоянно приходил к пустоте?
Чарли Хоппфилд был не только жив, но и пьян. Не прошло и десятка секунд, как из динамика загремел голос старого англичанина:
– Ну и кому там не спится?!
– Привет, старый хрен. У тебя есть диоксид?
– Молодой человек!… – Чарли попытался напустить на себя солидности.
– От молодого человека слышу! – срезал я. – Думаешь, нализался, так сразу аристократ? Учти, это только у вас говорят «пьян, как лорд». А у нас – «как сапожник» или просто «в стельку».
– Хмм… А кто это, а? Неужели тот самый русский, который-
– Нет, Чарли, это совсем не тот, который всегда опаздывал на собрания преподавательского состава, даже на сетевые. И уж точно не тот, который звал тебя Гулливером из-за твоей нотингемширской бабушки. Это Робин Гуд. Слышал про такого?
Чарли несколько секунд переваривал информацию. Я почему-то надеялся, что пьяный мозг справился с этой задачкой быстрее: в нормальном состоянии он задавал бы лишние вопросы еше полчаса. Как ни странно, пьяный Чарли оправдал мое доверие и вспомнил ту старую шутку, ключ к которой я ему подкинул.
– Да, бабушка у меня была… Такая… небольшая… – произнес он задумчиво…. – А Робина кто же не знает у нас в Нотингемшире? Наслышан, наслышан. Как раз бабушка и рассказывала. Она еще вспоминала, что у него был такой жуткий акцент. Особенно когда он непроизносимое «h» произносил – точно подпиленное дерево на головы слушателей падало… Неужто все-таки научился?
– Брось, Гулливер. 1де ты видел… хмм… провинциала, который бы научился ваше дурацкое «И» произносить? У меня акцентный фильтр стоит. Скажи спасибо, что не через переводчик говорю. Помню еще ваш самый морщинообразующий язык на свете.
– Да-да, Робин любил все делать сам, хоть и в капюшоне… А зачем тебе «цифровая кислота», Ви… великий Робин?
– Опыт один хочу поставить. Проверяю, все ли услуги человек может получить через Сеть, как в рекламных шутерах говорят. Только не лечи меня сейчас насчет вреда для здоровья.
– Не собираюсь. Твое личное дело. Но знаешь… дурная вещь эта DA, правда. Даже не в смысле что можно свихнуться, а вообще. Как дурная примета. Сам я никогда на нем не сидел, никому не давал, даже против него на лекциях агитировал. А из Университета меня все равно выгнали именно из-за диоксида.
– Серьезно? А нам преподнесли иначе. Дескать, ты, как всякий забугорный сноб, был невысокого мнения о нашем Университете, и когда тебе нашлась работа в Лондоне, ты сразу от нас умотал. Впрочем, в тот год из Университета ушло много старых преподавателей, и когда меня самого выставили, я заподозрил, что и ты ушел не по своей воле.
– Точно. Не по своей, а по королевской. Сейчас я тебе расскажу, как дело было. Только сначала налью себе еше… А может, вместе? Вспомним радость виртуальной попойки?
– М не на сегодня хватит, – возразил я и перечислил напитки, выпитые из маленьких бутылочек.
Чарли неодобрительно покряхтел.
– У тебя по-прежнему никакой культуры выпивки, смешиваешь все подряд… Ладно… твое здоровье! Ухх… Ну, слушай. Ты ведь помнишь, что диоксид произошел от «клеточных машин». В общем, я сам этим немного увлекался в молодости. Не диоксидом конечно, а «Жизнью» и прочими такими игрушками. И особенно меня привлекали клеточные правила, которые называются «обратимыми». Запускаешь такое, скажем, шагов на сто. Потом делаешь некий финт ушами – один шаг пропускаешь, если там чередование решеток, или битовые плоскости меняешь местами, если правило второго порядка… В общем, некую сбивку делаешь, после чего снова запускаешь то же клеточное правило, и картинка начинает обратно сворачиваться. И через 100 шагов возвращается в начальную конфигурацию. Я с этим много играл в студенческие годы, хотел обратимую «Жизнь» сделать или другое правило того же класса сложности, но с возможностью обратного хода. Потом все забросил и забыл – семья, работа… А как услышал про диоксид – вспомнил. И подумал: а что будет, если придумать такой алгоритм, который делал бы калейдоскоп DA обратимым?
– Я кажется догадываюсь, что, – угрюмо заметил я. – Как раз час назад я страдал от того, что у меня нет культуры выпивки, и вспоминал, что большинство моих выпивок оказываются обратимыми. Причем обратное движение по пищеводу начинается, как правило, в исторических местах города.