А. Грибоедов, коллежский асессор, чиновник того же ведомства, завершал между тем рукопись «Горя от ума» … (Действие 1. явление 7)… А. Чацкий в доме Фамусова. Свиданьем с Софьей оживлен. Однако после трехлетней разлуки – «ни на волос любви». Все же пытается «растопить», так сказать, холодность Софьи Павловны. Поминая московских оригиналов, чьи причуды некогда тешили обоих (далее – авторизованный текст «Музейного автографа»):
«…Ваш дядюшка отпрыгал ли свой век?
А этот, как его, он турок или грек,
Известен всем, живет на рынках?
Князь? или граф? Кто он таков?..»
В опубликованном в «Русской Талии… на 1825 г.» фрагменте комедии титулованный космополит превратился в «черномазенького…»
Вычислением игрека (у А. Грибоедова – «не знаю, как его зовут») занимались князь П.Вяземский («ловелас и ложелаз Сибилев»), М. Гершензон («бессарабско- венецианский грек Метакса»), Н. Пиксанов («паразит, наверно скопированный с живого лица»)… наконец, недавно поиск прототипа – «на ножках журавлиных» – привел Н.В. Гурова к кандидатуре Визапура (см. «Тот черномазенький…) («индийский князь» Визапур в комедии «Горе от ума» (А.С. Грибоедов. «Материалы к биографии». Л., 1989)-
… Мистического «графа Визапура» не забывал и князь И. М. Долгоруков (в пору своего владимирского губернаторства, не будучи знакомым с Александром Ивановичем, получил от него при пиитическом послании аппетитную посылку). Всякий раз чувствительно вспоминал брата-рифмача. При виде «устерс,
Которых где при мне за стол не подадут.
А в памяти моей граф Визапур как туг».
Старший сын Александр Александрович Порюс-Визапурский по окончании Школы гвардейских подпрапорщиков 6 января 1826 года был зачислен в л.-гв. Преображенский полк. В составе л.-гв. Сводного полка прапорщик А.А. Порюс-Вшапурский принимал участие в русско-иранской войне (в январе 1828 года – кавалер ордена Св. Анны 4-й степени).
В марте 1828 года преображенцами стали братья Лев и Иван, также окончившие Школу гвардейских подпрапорщиков. В мае того же года «Высочайшим повелением» княжеский титул передавался старшему вроде – Александру, в 1831-м оставшемуся единственным в мужской линии (Лев и Иван, прапорщики л.-гв. Преображенского полка, умерли от холеры в польском походе).
Князь А.А. Порюс-Визапурский на военном и гражданском поприщах дослужился до «статского советника». Прекрасно владея французским, «весьма удачно», по мнению театрального летописца А. Вольфа, перевел в тридцатые голы две пьесы модного и плодовитого француза О.-Э. Скриба – «Отцовское проклятие» и «Поступок», не один сезон игравшиеся на сиене Александринского театра.
Его мать – Надежда Александровна (в августе 1847 года утверждена в княжеском достоинстве) – была владелицей в Ямбургском уезде С.-Петербургской губернии мызы Шадырицы, деревень Неревицы, Рагулово, Вол пи, Морозове, Курске тож – числом жителей (то есть крепостных): «мужеска пола» – 280 и «женска пола» – 308.
Сын Александр, облеченный доверием ямбургского дворянства, представлял уезд (избирался депутатом) в губернском депутатском собрании, ведавшем составлением «родословной книги».
Кажется, тогда, в сороковые годы, в уезде появилось семейство Врангелей, глава которого, барон Егор Ермолаевич. с середины пятидесятых годов избирался предводителем дворянства. Его младший сын – барон Николай Врангель (праправнук «арапа Петра Великого» и отец «черного барона», родился в 1847 году) – не забыл в своих мемуарах «полурусского соседа», холостяка, оставшегося после смерти княгини-матери (в 1857 году) последним представителем рода Порюс-Визапурских в России:
«…Этого нашего соседа я часто встречал у других помещиков, у нас он не бывал, так как пользовался дурною славою и отец его знать не хотел…»
В июле 1865 года в «Иллюстрированной газете» был опубликован некролог о смерти «в своем имении потомка древних индийских раджей».
«…Отец хотел купить его имение, которое было назначено в продажу, – вспоминал барон Н.Е. Врангель, – и мы поехали его смотреть.
Большого барского дома в нем не было, а только несколько очень красивых маленьких домов, все в разных стилях- Помню турецкую мечеть и какую-то не то индийскую, не то китайскую пагоду. Кругом – дивный сад с канавами, прудами, переполненный цветниками и статуями. Только когда мы там были, статуй уже не было, остались одни их подставки.
В этих домах… жили жены и дочери его крепостных, взятые им насильно в любовницы, одетые в подходящие к стилю дома костюмы, где китайками, где турчанками. Он тоже, то в костюме мандарина, то – маши, обитал то в одном доме, то в другом.
Бывший управляющий …объяснил нам причину отсутствия самих статуй. Они работали в полях. Статуями прежде служили голые живые люди, мужчины и женщины, покрашенные в белую краску. Они, когда (князь) гулял в саду, часами должны были стоять в своих позах, и горе той или тому, кто пошевелится.
Смерть (князя) была столь же фантастична, как он сам был фантаст. Однажды он проходил мимо Венеры и Геркулеса, обе статуи соскочили со своих пьедесталов, Венера бросила ему соль в глаза, а геркулес своею дубиною раскроил ему череп.
