На другом полюсе стоит дорогая усадьба, тот же Мышкин, только для богатых. И еще — то, что называется кондаминиумом: многоэтажный дом с эффективной системой охраны и обслуживания для богатых людей, предпочитающих городской образ жизни.
Мы настроили дорогие кондаминиумы и выдаем их за якобы дешевое муниципальное жилье. Соответственно: лифтовое хозяйство безумно дорого само по себе, в содержании, в потреблении энергии; подъезды — безумно дорого, потому что вандализм, тепло выдувает, энергии на отопление и освещение идет много. Крыши безумно дорого содержать и чинить, потому что они высоко, нужно специальное оборудование. Если все это суммировать, мы получаем самое дорогое в мире жилье. После идиотизма шестидесятых годов, форсированного социал-демократами, когда повсюду увлекались таким строительством, от этого отказались, никто больше так не строит — по холодному социальному и экономическому разумению.
Архитектурно-пространственное предложение по строительству 1-й и 2-й очередей Московского международного делового центра в Сити»
Китай-город со стороны Новой площади, Лубянки и Театрального проезда. Архитектор Е. Пахомов
Этот градостроительный принцип сформулировали как социальный закон в гениальном городе Торонто: в муниципальных домах каждое жилище должно иметь свой вход с улицы. Высота дома этим уже ограничена максимум пятью этажами: двухэтажная, а над ней трехэтажная квартира. Появилась самостоятельная дверь — исчез подъезд; на 40 процентов упала мелкая преступность, потому что подъезд — ее главная арена. На 30 процентов упали потери от вандализма. Более тонкие социальные последствия: уже давно зафиксировано, что в таких условиях жизни растет чувство собственного достоинства, тяготение к образованию, квалификации и тому подобное. Такой вот «закон собственной двери».
И ведь действительно экономичное жилье, заранее рассчитанное на то, что рано или поздно оно перейдет в собственность — и под ответственность — жильцов; они привыкают к этому. Это мои 60 метров крыши, я могу их чинить. Мы стояк сами не можем починить, он общий на девять - семнадцать этажей; а в таком доме — можно. Делали это умные люди, много лет ругались и спорили, утвердили, двенадцать лет это действует. Социологи всего мира изучают опыт. На самом деле — классический английский дом, всего-навсего переведенный в категорию муниципального жилища. Лучшего способа совместного проживания в городе не существует.
И. П.: — Ну небоскребы Нью-Йорка тоже никто сносить не собирается...
В. Г.: — Там живет не самая бедная публика. Кстати, мелочь: там всегда только один подъезд — его удобно охранять. У нас категорию безопасности вообще никто не рассматривал в жилом строительстве, и мы получили самое опасное жилье.
Вот теперь, когда прошло время и пятиэтажки свое отслужили, мы можем сказать, что лучшее в районах хрущоб. Что худшее — все знают. А что лучшее? Сама их пятиэтажность. Деревья выросли — равны домам по величине. Все огрехи скрыты. Обжито, обустроено, тропки проложены...
Новые высотки на их месте — опять лоббизм строительного комплекса. -Экономия места? Но семнадцатиэтажные дома надо ставить шире, чтобы со всех сторон было какое-то пространство, и такая расстановка съест значительную часть якобы выигранной площади. Насосные станции надо менять. Электростанции надо менять. И трубы к ним надо менять. А ведь делают вид, что мы на старом, на том же самом, — вранье, это невозможно. Так что мы теряем все преимущества пятиэтажности и получаем очень дорогое низкокомфортное жилье.
И. П.: — Почему на этом месте не построить пятиэтажки, только лучше спланированные?
В. Г.: - А кто это будет делать? Конкурирующая фирма? Их почти нет, они все почти вымерли. Чисто московская ситуация. Нигде в стране больше домостроительный комплекс никто не поддерживает. Кто лег — тот лег. Кто строит — тот строит. Строить жилье того же уровня комфорта в два-три раза дешевле.
В Калиниграде я получил настоящую задачу; я ждал этого мига и не верил, что до него доживу. Реальный застройщик, бывший директор ремстрой- треста, все знающий, все проходивший. Строит коммерческое жилье. Денег у него нет, он может собрать их с будущих владельцев. Для чего должен «Продать проект». И он формулирует задачу: поднимите мне стоимость недвижимости. Не сделайте мне красиво, а поднимите стоимость. В условиях острой конкуренции, в которой он живет, просто так он цену поднять не может, он должен поднять комфорт. Речь идет не о сотнях — накинуть бы долларов двадцать за метр. И начинается у нас с ним замечательный разговор: ему надо переосмыслить понятие комфорта и потом объяснить клиенту, что тот за небольшую переплату получает нечто действительно лучшее из всего возможного.
И. П.: — А можно предотвратить распад жилых массивов вот так, целыми кусками, когда одновременно летит все — и трубы, и электричество, и стены? Картина-то жутковатая получается...
В. Г.: — Противодействовать этому начнут только тогда, когда поймут, что происходит, и людей охватит конструктивное отчаянье. Во всем мире так происходит, именно и только так. Ничего изобретать не надо. Что было в каком-нибудь Манчестере или Бруклине, теперь будет у нас. И везде выход обнаруживался, когда энергичная часть людей в отчаяньи начинала действовать: лоббировать какие-то решения, делать что-то сами. Хотя у нас, конечно, сам тип застройки отнюдь не способствует каким-то формам самоорганизации и самодеятельности: сообщество из двухсот семидесяти пяти квартировладельцев — вещь почти невозможная...