Знание-сила, 1997 № 05 (839) - [34]
В конце 1845 года Чижов возвращается в Россию. Задумывает собственный журнал. В Москве — заочно уже известен, его печатали в погодинском «Москвитянине».
«Москва, Москва, все в ней матушке!» — пишет Чижов Александру Иванову.
Проездом через Москву к родным. В Озерово, что близ села Иванова. Оттуда письмо А. Иванову:
«...Москва приняла меня превосходно, но ничего не решила в отношении к ходу моей деятельности... Чтд скверно в Москве и вместе хорошо, это то, что там образовались в умственном мире партии: одни все видят в России (к ним по душе принадлежу и я), все находят в ней и ее старине (тут я немного тише) и сильно в душе враждуют с Европою. Другие все видят в Европе. Эти последние сильнее не собственными силами — средствами. Европа дает им способ обольщать люд Русский. Они в нескольких журналах набивают листы всем, что попадется в Европе, и этою кой-как подготовленною пищею кормят умственные желудки...».
Снова Москва. Разговоры о журнале — «сколько данных для деятельности, и никакой существенной деятельности». Беседы с А. Хомяковым... И. Аксаков вспоминал: «...примкнул к этому кругу уже вполне созревшим,— путем самобытного развития дойдя до полного тождества в главных основаниях и воззрениях...».
Правда, доброжелательный М. Погодин[>4 Погодин Михаил Петрович (1800—1875) — историк, издатель «Москвитянина».], рецензируя «Московский литературный и ученый сборник», иронизирует над «славянофильством» Чижова: «Мы выпишем из статьи Чижова имена русских архитекторов в Риме: Бенуа, Бейже, Росси, Эпингер, Кракау, Монигетги, Барбе, Комбе, Пранк, Бравура, Нордек...».
Несмотря на московскую суету («не поддаться мелочам»), летом 1846 года в основном на деньги Н. Языкова славянофилами был куплен у петербургского издателя С. Н. Глинки журнал «Русский вестник» с правом издавать его в Москве. Чижов отправился за границу, с тем, чтобы подыскать корреспондентов для будущего издания.
Но при возвращении в Россию в мае 1847 года надворный советник Ф. В. Чижов был арестован на границе и совершил «невольное» путешествие от Радзивилова в Петербург. В Петропавловской крепости, где он провел две недели, его допрашивали в связи с раскрытым тогда славянским обществом Кирилла и Мефодия. Кроме того, Чижов дал письменные показания относительно своего понимания «славянской идеи». Ознакомившись с ними, император Николай I был краток: «Чувства хороши, но выражены слишком живо, запретить пребывание в обеих столицах».
С идеей издания собственного журнала в Москве («дело, к которому готовил себя десятком годов») пришлось расстаться... Почти весь 1848 год он прожил в Киеве. В мае туда приехал Гоголь, вернувшийся из Иерусалима.
«... Мы встретились истинными друзьями,— вспоминал Ф. В. Чижов,— ... говорили мало, но разбитой тогда и сильно больной душе моей стала понятна болезнь души Гоголя... Мы много ходили по Киеву, но больше молчали; несмотря на то, не знаю, как ему, а мне было приятно ходить с ним молча. Он спросил меня: где я думаю жить? «Не знаю,— говорю я: — вероятно, в Москве».— «Да,— отвечал мне Гоголь,— кто сильно вжился в жизнь римскую, то после Рима только Москва и может нравиться». Тут, не помню, в каких словах, он передал мне, что любит Москву и желал бы жить в ней, если позволит здоровье».
Обосновавшись на Украине, Чижов берется за новое дело. Арендует у Министерства государственных имуществ в мае 1850 года шестьдесят десятин шелковичной плантации (до четырех тысяч тутовых деревьев) близ Триполья, в пятидесяти верстах от Киева. Основательно подготовившись (изучил практически всю литературу по шелководству, с которым, кстати, впервые познакомился в Италии — «дело в высшей степени замечательное»), энергично принялся за деятельность, которая «тем и хороша, что за что в ней не примешься, везде должен начать с одного и того же, что тут ничего не нужно кроме терпения, внимания, порядка и отчетливого исполнения. Она особенно хороша и выгодна для людей небогатых, потому что в ней личность хозяина, его внимание, деятельность и знание дела ценятся очень высоко и вознаграждаются сторицею...».
Чижов пытается распространить промысел в округе, «раздавая деревья и яички червей даром»... Появились новые шелководы. В «С.-Петербургских ведомостях» печатались его заметки, которые впоследствии составили книгу — «Письма о шелководстве» (1870). Книга, кстати, переведенная на иностранные языки, примечательна еше и литературными достоинствами в описании нравов и жизни червей:
«... Незавидна доля червя, отмеренная ему природою, но еще незавиднее другой период — кокон. Горька доля червяковая и вряд ли есть другое живое существо, к которому так приходились бы стихи малороссийского поэта-философа Сковороды:
«Без любви, без радости
По свету шатаюся,
С бедою расстануся,
С горем повстречаюся...»
И. Е. Репин. Ф. В. Чижов на смертном одре. Рисунок 1877 года
Изредка, с разрешения полиции, Федор Васильевич наезжал в Москву для продажи собственноручно выработанного шелка. Встречи с друзьями. Впрочем, и москвичи не забывали «миссионера словенофильства». Иван Аксаков, находившийся на Украине в мае 1854 года по заданию Русского географического общества, навестил «шовкового пана» (так Чижова называли в округе), о чем обстоятельно поведал в письме родным:
