Знамя Победы - [28]

– А может, он тоже вернется, – как-то виновато, негромко сказала мама, как все мы поняли, об отце Аси. – Ну и что, похоронка… Могли и ошибиться…

Папа промолчал.

Папа не умел врать…

…Первые дни пребывания папы дома были многолюдными и суетными. Приходили папины и мамины друзья и знакомые. Какие-то заплаканные женщины, старики и старушки от дверей начинали разговор с папой с вопроса:

– А моего там не видел, не встречал?..

Бабушка не успевала подогревать самовар…

Мужчины много курили.

Многие из них стучали костылями, торопливо, словно стыдясь чего-то, заправляли пустые рукава в карманы пиджаков, здоровались с папой, неловко подавая ему ладошкой вверх левую руку:

– Ишь, что фашист, поганец, наделал…

Прибегали и мои сверстники-пацаны, заглядывали в окна, толпились у калитки. Наиболее смелые заходили в комнату, не моргая смотрели на папу, на его ордена и медали, шмыгали носами и торопливо запихивали в рот кусочки сахара – единственное, чем мог угостить их папа, да и то кусочки становились все меньше и меньше – гостей не убывало, а некоторые самые отважные мальчишки, девчонок-трусих почти не было, умудрялись получить угощение дважды.

Счастливые, помолодевшие мама и бабушка приветливо встречали и взрослых, и детей. Угощали морковным чаем. Приглашали к столу угоститься картошкой в мундире, уже дряблой, рыхловатой квашеной капустой.

Одновременно, как это умудряются делать женщины, они собирались в дорогу. Дорогу, в которую отправлялась наша семья, по-забайкальским меркам нельзя назвать дальней. Несколько сот километров отделяли наше село от большой железнодорожной станции, куда получил назначение папа.

В углу кухни стояли две большие матерчатые сумки. В них мама и бабушка в свободные от приема гостей минуты складывали зимнюю и летнюю одежду и обувь, какие-то узелки, посуду… Вещей было немного, но сумки постепенно приобретали округлые формы и солидный вес.

Вместе с другими ребятами, а иногда и одна приходила Ася. Она подходила к сумкам, ко мне, подолгу смотрела на маму, папу, бабушку, на меня. Ася давно привыкла к маме и бабушке. Они любили ее. Она любила их. А в папе, как мне сейчас думается, моя маленькая подружка старалась рассмотреть своего папу.

– Ты правда, Тема, уедешь? – по десять раз в день спрашивала меня Ася. Спрашивала с грустью и какой-то надеждой услышать мое «нет».

Тихий, тоненький, жалобный голосок Аси, как это бывает и у взрослых мужчин, будил во мне ложное чувство собственной значимости. Я расправлял плечи, гордо смотрел выше Аси и басовито отвечал:

– Надо ехать. Не оставишь же их одних, – и кивал в сторону родителей и бабушки. – С ума сойдут без меня.

Потом я, как опять же положено мужчине, снисходительно успокаивал Асю:

– Ничего. Я буду часто приезжать. Очень часто буду приезжать. Мы же будем жить совсем недалеко. Я поеду, посмотрю на поезда, на станцию, а потом приеду и расскажу тебе.

– Правда приедешь?

– Правда.

…На станцию, куда папа получил направление на работу, мы приехали в последние дни августа. Как это полагалось в те далекие времена, сразу получили квартиру. В ней уже находились три железные койки, диван, стол, несколько стульев, шкаф для посуды. Все было несколько подержанное, но вполне пригодное для дальнейшего использования.

Какой-то высокий усатый дяденька, как потом я узнал, школьный завхоз, добрый и заботливый Василий Ульянович, принес со склада четыре матраса и четыре подушки. Он же принес из дому булку хлеба, кусочек сахара и заварку настоящего, не морковного, чая.

От ужина с нами он отказался.

Поев, мы легли спать. А рано утром мама и бабушка проводили нас с папой на работу. Я шел работать в первый класс, а папа – директором школы.

После уроков я пришел домой один. Папа остался в школе. Один, без провожатого, я пришел потому, что наш новый дом находился рядом со школой, в ее дворе, со всех сторон огороженном красивым зеленым штакетником.

Войдя в дом, я на секунду остановился у порога. Мама и бабушка успели привести нашу квартиру в полный порядок. Кровати были застелены чистыми простынями, стол – цветастой клеенкой. На полках посудного шкафа стояла чисто вымытая посуда. Пол еще не просох от мытья. На окнах весело светились ситцевые занавески.

– Проходи, проходи, уважаемый первоклассник. Поздравляем тебя. Мы приготовили праздничный обед. Умывайся и за стол. Скоро должен прийти папа. – Мама поцеловала меня и легонько подтолкнула к бабушке.

Бабушка прижала меня к груди, несколько раз чмокнула в затылок:

– Дожила. Дождалась. – И хотя совсем не верила, вернее, разуверилась в Боге, глубоко, облегченно вздохнула: – Слава Тебе, Господи! Войну пережили. Внук вырос. В школу пошел. Дождались…

А тут вот, – бабушка подошла к окну, – подарок тебе от Аси. Она очень просила отдать тебе на новом месте, когда ты, как и она, в школу пойдешь.

Бабушка раздвинула занавеску.

На подоконнике стояла деревянная корова с белыми яблоками на синих боках…

Красная тетрадь

Светлой памяти моего отца, моего папы, участника Великой Отечественной войны, прошедшего с боями от Сталинграда до Берлина, кавалера трех орденов Красной Звезды, сельского учителя с 40-летним педагогическим стажем – Константина Ивановича Макарова посвящается