Знамя Победы - [18]
Переступила порог – никого. Подняла лампу – рюкзак под потолком покачивается, по стене елозит, а на нем Люська висит. Прогрызла в брезенте, да еще и в мешке холщовом дыру, просунула туда голову и грызет, грызет, грызет сухари. И даже когда меня услышала, свет увидела – грызет, остановиться не может.
Бросила я кочергу, поставила лампу, схватила Люську за хвост и за дверь, на улицу выбросила. Не била, не ругала – выбросила и все.
И вот не знаю, чем объяснить, но кошка, Люська наша, больше домой не вернулась. С месяц мы кискискали, звали ее – как в воду канула, не вернулась.
Я думаю – от стыда не вернулась. Стыд-то, он у каждой животинки есть – у собаки, у кошки, у курицы. Это только у человека его иногда не бывает…
Сколько лет с тех пор прошло-пролетело! Сколько бед-горестей пережить пришлось! Гриша мой там, на войне, навсегда остался. Под самым Берлином погиб. В реке при переправе утонул и даже могилки нам своей не оставил. Хожу я тут на наше сельское кладбище. Как положено, в дни поминовения хожу. Постою у могилок фронтовиков, что с войны вернулись и уже в мирные годы упокоились, постою – Гришу вспомню – поплачу, яичко, блинок на блюдечко поминальное положу…
Они, фронтовики-то, на войне друг с другом последним делились и теперь с Гришей поделятся. Дети выросли. Слава богу, все выросли. Своими семьями обзавелись. Поразъехались. Теперь иногда в гости приезжают. Внучата приезжают. Тоже самостоятельными людьми стали.
Не забывают меня. Слава богу, не забывают, да вот поездки-то нынче дороги, а этих самых, тьфу ты, как их – олигархов – в семье у нас нет. Ничего живут все – и дети, и внуки – не голодают, концы с концами сводят, перебиваются, не жалуются, этих самых, тьфу, олигархов, слава богу, нас в роду нет…
Войну, голодуху вспоминаю редко. Не хочу. Зачем? Не дело это – прошлыми бедами упиваться, душу травить… А вот Люську нашу – воровку невольную – нет-нет да вспомню.
Включу телевизор или радио, там все о бандитизме, грабежах, да кражах говорят. И сама не знаю, почему Люську вспомню. Совестливая кошечка была.
Гороховый цвет
Странно… Когда я подхожу к грядке с цветущим горохом и смотрю на фиолетовые, сиренево-голубые и белые конвертики его цветов, мне становится грустно. Грусть эта какая-то тонкая, чуточку тревожная.
И так бывает всегда. Почему?
Попытался ответить на этот вопрос, найти истоки непонятной грусти, проникнуть за ее дымку. И вспомнил.
Война. Голод. Не разовый – острый, но нестрашный, неопасный, длящийся только до первого ломтика хлеба, до первой ложки супа или каши, – а другой голод – многолетний, тягучий, как изнурительная, угрожающая жизни болезнь.
Война. Лето. Мне пять лет. Раз по десять в день подхожу я к грядке гороха, посаженного мамой. Ох, как она берегла семена – десятка два-три сухих горошин! Ох, как мне хотелось съесть хотя бы одну из них!
И вот он растет, растет царь-горох – самое сладкое, что мне пришлось попробовать за годы войны.
Война… Война… День… Другой… Третий… Вечность. Наконец-то на полупрозрачных стебельках-вьюнках появляются фиолетовые, сиренево-голубые и белые конвертики цветов.
– Мама, можно съесть хоть один, мама?
– Потерпи, сынок, потерпи.
– А почему ты плачешь, мама?
– Война…
День… Другой… Третий… За цветком – крошечный, с ноготок, зеленый пирожок, маленькая полупрозрачная рыбка с темными пятнышками икринок. Сладкий пирожок. Сладкая рыбка.
– Ешь, сынок, и расти, расти и живи долго.
– А это тебе, мама. Я хочу, чтобы ты тоже росла и жила долго.
Война…
Гороховый цвет…
Память… Грустно-тревожная память…
Соболья шуба
Весной 44-го окончил я седьмой класс и сразу же пошел чабанить. Родители мои были колхозниками, автоматически колхозником стал и я.
Отца в армию не призывали, на фронте он не был – работал сторожем на зернотоке. Дело в том, что еще задолго до войны он стал инвалидом. Будучи трактористом, потерял ногу. Так он сам рассказывал, трактор забуксовал на крутом пригорке – машины тогда были слабые и капризные. Отец стал подкладывать под заднее колесо тяжелый сосновый чурбак. В это время трактор неожиданно пополз по грязи назад и подмял отца…
Мама работала там же, на зернотоке. Лопатила, как тогда говорили, сырое зерно вместе с другими женщинами, затаривала его в мешки, грузила эти мешки на телеги, отправляя зерно в райцентр.
Однажды она с молоденькой напарницей – вчерашней школьницей – подняла тяжелый мешок, и у нее, по словам мамы, «что-то оборвалось в правом боку». К врачам мама не обращалась, да и не было у нас в деревне врачей, на здоровье не жаловалась, но, возвращаясь с зернотока, сразу же ложилась и почти всегда отказывалась от ужина. Впрочем, и ужина у нас как такового не было. Пара картошин на троих да ломтик черного остистого хлеба – вот и весь ужин.
Колхозники до войны, в войну и еще многие годы после войны трудились в основном за «палочки» – так называли в народе трудодни, на которые лишь изредка по осени, после уборки урожая, выдавали чуть ли не по пригоршне зерна на трудодень. Жили же, правильнее будет сказать современным языком – выживали – колхозники за счет своего личного хозяйства. Те, кто был помоложе, поздоровее, посноровистее, имели коровенок, козушек, кур, выращивали картошку, овощи. У нас же не было ни коровы, ни козы – некому было заготавливать для них сено, – а пяток кур неслись только летом, потому что их основным питанием, из-за отсутствия другого, были кузнечики да разные козявки, в поиске которых куры часто уходили чуть ли не за версту от дома. Надо сказать, что о воровстве, о котором сегодня говорят стар и млад и которое стало чуть ли не главной темой всех газет, в те голодные годы многие из нас даже не слышали и не имели понятия, что это такое. Куры не терялись, но, как я уже сказал, дохода не давали.
Моя первая книга. Она не несет коммерческой направленности и просто является элементом памяти для будущих поколений. Кто знает, вдруг мои дети внуки решат узнать, что беспокоило меня, и погрузятся в мир моих фантазий.
Сборник короткой прозы о провинциальном мальчике Тёме, который рос среди пацанов и панелек-баракко, мечтал сбежать от них подальше, но неожиданно быстро вырос и обнаружил вокруг себя смешных, наивных, но в целом замечательных людей.
Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».
Англо-русский роман конечно же о любви, о любви между представителями разных культур в условиях глобализованного мира. Во что выльется случайная встреча главных героев: английского юриста Дэвида и преподавателя московского вуза Тани? Если рассматривать жизнь как квест, то такие встречи — это подсказки, куда и с кем идти по жизни дальше. Кто понял, дойдёт до счастливого финала, кто не заметил, удача отвернётся. Как же узнать, что подарок судьбы, а что искушение?
Привет-привет!!! Познакомимся? Познакомимся! Я — Светлана Владимировна Лосева — психолог по счастью. Ко мне обращаются, когда болит Душа. Когда всё хорошо в материальном и социальном плане, и сейчас, вдруг (!!!), стало тошно жить. Когда непонятно, что происходит и как с этим «непонятно» разобраться.
Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.
На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.
На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?
Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.