Знамя - [51]

— Горы, горы! — А сам чуть стекло лбом не выдавил.

Перед нами громоздятся страшные обрывистые скалы Кавказа, высокие, до самого неба горы, такие огромные, что и не знаю, с чем их сравнить. На их вершинах блестящий под солнцем вечный снег. Он горит, пылает белым пламенем, точно какой-то сказочный клад. А под нами тишина и спокойствие, только на поверхности Каспийского моря видны крохотные пароходики и за ними тянутся белые клочки ваты. Даже не верится, что это дым… Глубоко внизу под нами над побережьем кружатся небольшие птички.

— Смотрите-ка, там внизу ласточки! — кричит кто-то.

— Ласточки? Нет, это орлы! — говорит сопровождающий нас переводчик, и глаза его полны радости. Ему нравится, что нас так удивляет красота Кавказа.

Но сильнее всего у меня забилось сердце, когда мы стояли на пороге комнатки, где родился товарищ Сталин. Гори… это совсем маленький городок в горах, весь в зелени яблонь и виноградников, а над ним, как сумрачная известковая гора, высится древняя многобашенная крепость, которой, говорят, сейчас около полуторы тысяч лет. И недалеко от крепости — тихий квартал, в котором стоит старый домик из необожженных кирпичей; в нем всего две комнаты, коридорчик, а под домом — небольшой подвал.

В комнате побольше жил хозяин дома, а маленькую занимал молодой сапожник Виссарион Джугашвили со своей умной и красивой женой Екатериной, дочерью крепостного крестьянина из села Гамбареули. Я все это записал, до последнего словечка, как об этом нам рассказали.

Виссарион был, говорят, искусным мастером: он шил высокие сапоги из мягкого сафьяна, обувь девушкам и мужчинам. Екатерина, или Кеке, — говорят, так ее звали дома, — умела прекрасно прясть и ткать, так хорошо пекла хлебы, что все соседки хвалили ее, умела шить платье и белье и вообще, говорят, была редкой хозяйкой.

Когда Кеке было двадцать три года, у нее родился сын Иосиф, которого она ласково называла Сосо. Тогда, говорят, по городу ходила заразная болезнь, которая внезапно сваливала даже сильных взрослых людей. Маленький Сосо тоже тяжело заболел. А доктора, разумеется, не было и в помине.

Но на счастье матерям и детям всего мира, мальчик выжил, вырос и стал товарищем Сталиным — самым близким другом всех бедняков и униженных, великим учителем всех народов, нашей любовью и надеждой…

Я низко поклонился этому скромному месту, откуда для нас взошло солнце.

Побывали мы также на берегу реки Куры, в которой, говорят, маленький Сосо ловил рыбу. Он был, как рассказывают, самым способным из всех мальчиков в школе, но и в мальчишеских играх тоже был первым. Бегал быстрее всех, лучше всех умел попасть в цель камнем к копьем, всегда был вожаком мальчиков. При разделении в играх на партии та, в которой был Сосо, всегда выигрывала не только ловкостью и отвагой, но и смекалкой своего вожака. Играли, говорят, часто в «ястреба и цыплят», впрочем, и мы в детстве так играли! Когда Сосо изображал наседку, — ястребу, даже если и был он на голову выше Сосо, никогда не удавалось утащить ни одного цыпленка.

Там, где река Лиахви сливается с рекой Курой, мальчики видали плоские камешки и считали, сколько раз отскочит камешек рикошетом от воды. И тут Сосо был искусником из искусников.

А если ему надоедали игры, он бежал далеко вверх по течению реки Куры, бурной, полной водоворотов и коварных подводных камней. С криком и смехом прыгал он в поток и по нескольку раз переплывал реку, пока его сверстники барахтались на отмелях. Я поднял на берегу три белых, обточенных речными волнами камешка и завязал в носовой платок на память.

Видели мы и школьные свидетельства маленького Сосо: отличные отметки по грузинскому и русскому языкам и по другим предметам.

Юный Сталин был страстным и пытливым читателем. На одной из горийских уличек, в подвале, был небольшой книжный магазин. Разумеется, его не посещали богачи, но зато здесь тайно собирались простые люди и читали книжки о страданиях бедных крестьян. По этим книжкам Сосо учился любить свою родину и ненавидеть угнетателей.

Так мы ходили по этим местам, с уважением смотрели на каждого старика: этот, может быть, был товарищем его детских игр; тот, может быть, ходил с ним в школу. И старики улыбались нам большими черными глазами, когда мы снимали перед ними шляпы. Нам казалось, что товарищ Сталин ходит где-то рядом, мы можем в любую минуту встретить его среди клумб с розами или на лужайке, в тени косматых темных орехов, где маленькие глазастые пионерки с черными косичками пели грузинскую песенку «Сулико»…

Глаза наших женщин излучали яркий свет, то и дело какая-нибудь из них тайком срывала цветочек на память для своих детей; они не щебетали, а только шептались между собой, вздыхая: «Если бы тут был наш отец… если бы все это могли видеть дети…»

4

Когда мы возвращались в Тбилиси, на сердце у нас был праздник. Женщины на радостях пели одну за другой песни — чешские, моравские, словацкие. Мужчины разговорились. Каждый считал, что именно он увидел в Гори решительно все.

Но мог ли я думать, что в этот день мне предстоит еще и неожиданная встреча?

Едем мы этак с час, и тут нас стал обгонять грузовой автомобиль, по-русски