Знаменитый сыщик Калле Блюмквист рискует - [3]

Вообще-то говоря, городок этот вряд ли можно было назвать красивым, но он дышал старинным покоем и уютом. Была в нём какая-то своя прелесть, по крайней мере в солнечный июльский день, когда розы, левкои и пионы цвели во всех садах и липы на Малой улице тихо смотрелись в медленно и задумчиво текущую речку.

Направляясь вприпрыжку к штабу Алых роз, Калле, Андерс и Ева-Лотта меньше всего задумывались над тем, красив ли их городок. Они знали только, что он отлично подходит для войны Роз. Столько закоулков, где можно спрятаться, заборов, через которые можно перелезть, кривых переулочков, чтобы отделаться от преследователей, крыш, чтобы лазить, сараев и будок, где можно забаррикадироваться… Городу с такими неоценимыми достоинствами красота ни к чему. Достаточно того, что солнце светит и от тёплых камней мостовой через босые пятки по всему телу разливается приятное ощущение лета. Чуть затхлый запах с реки, иногда смешивающийся с шалым ароматом роз из какого-нибудь сада поблизости, тоже говорил о лете. А что до красоты, то киоск «Мороженое» на углу вполне даже украшал город, во всяком случае по мнению Калле, Андерса и Евы-Лотты. Какая ещё красота нужна?

Они купили себе по порции мороженого и продолжали свой путь. Возле моста им повстречался полицейский Бьёрк. Его форменные пуговицы блестели на солнце.

– Привет, дядя Бьёрк! – крикнула Ева-Лотта.

– Привет! – сказал полицейский. – Здравствуй, знаменитый сыщик, – добавил он дружелюбно и потрепал Калле по затылку. – Никаких новых происшествий на сегодняшний день?

Калле надулся. Дядя Бьёрк тоже пожинал плоды прошлым летом, когда Калле выследил преступников. Чего же он сейчас смеётся?

– Нет, никаких новых происшествий, – ответил Андерс за Калле. – Воры и убийцы получили приказ прекратить свою деятельность до завтра, потому что Калле сейчас не до них.

– Да, сегодня мы обкорнаем уши Алой розе, – сказала Ева-Лотта и мило улыбнулась Бьёрку. Он ей очень нравился.

– Ева-Лотта, иногда мне кажется, что тебе не мешало бы быть немножко поженственней, – заметил Бьёрк, озабоченно глядя на худенькую, загорелую амазонку.

Она стояла в канаве и пыталась большим пальцем ноги подцепить коробку из-под сигарет. Ей это удалось, и коробка полетела в реку.

– Женственной – пожалуйста, но только по понедельникам, – согласилась Ева-Лотта, всё так же мило улыбаясь. – Пока, дядя Бьёрк, нам некогда.

Бьёрк покачал головой и медленно пошёл дальше, продолжая обход.

Когда проходишь по мосту, каждый раз испытываешь сильное искушение. Можно, конечно, переходить мост самым обыкновенным способом. Но ведь есть ещё перила, притом довольно узкие. И если идти по ним, то можно испытать приятное щекотание под ложечкой. Того и гляди, оступишься и бултыхнёшься в воду. Правда, этого ещё ни разу не случалось, хотя они часто переходили мост таким манером. Но ручаться ни за что нельзя. И, несмотря на то что операция по обкорнанию ушей Алой розе была очень спешной, Калле, Андерс и Ева-Лотта считали, что могут уделить несколько минут упражнению в равновесии. Это, разумеется, строго запрещалось, но Бьёрк ушёл, и никого другого поблизости не было.

Нет, кто-то был! Как раз когда они решительно влезли на перила и в самом деле почувствовали сладкое замирание в животе, на противоположном конце моста появился, ковыляя, старик Грен. Но кто же обращал внимание на Грена!

Старик остановился перед ребятами, вздохнул и произнёс, обращаясь неизвестно к кому:

– Так-так, весёлые детские забавы! Весёлые невинные детские забавы!

Старик Грен всегда так говорил, и они его иногда передразнивали. Конечно, чтобы он не слышал. Когда Калле попадал футбольным мячом прямо в папину витрину или когда Андерс как-то слетел с велосипеда и угодил лицом прямо в крапиву, Ева-Лотта вздыхала и говорила: «Так-так, весёлые детские забавы, так-так!»

Они благополучно пересекли мост. И на этот раз никто не свалился. Андерс оглянулся на всякий случай, чтобы убедиться, что их никто не видел. Малая улица оставалась пустынной, только старик Грен шёл вдалеке. Его всегда можно было узнать по ковыляющей походке.

– Никто так чуднó не ходит, как этот Грен, – сказал Андерс.

– Грен вообще чудной, – заметил Калле. – Может быть, потому, что он такой одинокий?

– Бедняга! – вздохнула Ева-Лотта. – Подумать только, жить одному в таком мрачном доме, и никого нет рядом, кто бы мог убрать, или приготовить еду, или просто помочь.

– Вот ещё! – возразил Андерс поразмыслив. – Без уборки вполне можно обойтись. Да и одному пожить некоторое время тоже неплохо. Можно хоть спокойно заняться моделями.

Человек, который, подобно Андерсу, ютился в малюсенькой квартирке с кучей сестрёнок и братишек, не прочь был получить в своё распоряжение целый дом!

– Да ты через неделю свихнёшься, – сказал Калле. – То есть я хочу сказать, ты станешь ещё чуднее, чем сейчас. Такой же, как Грен.

– Папа не любит этого Грена, – сообщила Ева-Лотта. – Он говорит, что Грен ростовщик.

Ни Андерс, ни Калле не знали, что такое ростовщик, но Ева-Лотта объяснила:

– Папа говорит, что ростовщик – это такой человек, который одалживает людям деньги.

– Смотри, какой молодец! – заметил Андерс.