Знаменитый Собачий Университет Юкриджа - [3]

— Нет, спасибо.

— Как угодно, как угодно. Только не забудь, что один человек вложил девятьсот долларов в автомобильное дело Форда, когда Форд еще только начинал. Он потом получил сорок миллионов. Эй, эти часы правильные? Чтоб его! Я же на поезд опоздаю! Помоги-ка мне сдвинуть с места этих животных.

Через пять минут, в сопровождении шести пекинок, унося фунт моего табака, три пары моих носков и остатки виски, Юкридж сел в такси и отбыл на Чаринг- Кросский вокзал, чтобы приступить к труду своей жизни.

Прошло, кажется, шесть недель, шесть тихих, безъюкриджевых недель. А потом, как-то утром, я получил взволнованную телеграмму. Не телеграмма, а вопль тоски и боли. В каждом слове дышал истерзанный дух великого человека, изнемогшего в безнадежной битве с превосходящим противником. Такую телеграмму мог бы послать Иов после продолжительной беседы с Вилдадом, властителем Савхейским:

Дитя мое зпт приезжай немедленно тчк вопрос жизни и смерти зпт старина тчк отчаянное положение тчк не подведи меня тчк

Телеграмма меня напугала. Я выехал первым же поездом.

Коттедж "Белая хижина" в деревне Шипс Крей — в будущем предназначенный стать историческим памятником и Меккой для всех любителей собак — оказался ветхим домишкой, стоявшим в отдалении от деревни на лондонской дороге. Я нашел его без труда, ибо Юкридж, повидимому, добился некоторой известности среди соседей; но вот попасть внутрь оказалось сложнее. Я стучался целую минуту, потом стал кричать; и уже подумал было, что Юкриджа нет дома, как вдруг дверь открылась. Я как раз готовился нанести по ней последний удар, и поэтому влетел внутрь не хуже примы русского балета.

— Извини, старина. — сказал Юкридж. — Я не знал, что это ты. Принял тебя за Гуча, бакалейщика: забрано товару на шесть фунтов, три шиллинга и пенни.

— Понятно.

— Он меня только что собаками не травил из-за своих поганых денег. — горько жаловался Юкридж по дороге в гостиную. — Это жестоко, в конце концов! Приезжаешь к ним, собираешься открыть огромную фирму, помочь этим туземцам оживить местную промышленность — а они тут же поворачиваются и кусают ту самую руку, которая хотела их накормить. Здешние кровопийцы преследуют меня с первых дней. Все, что мне нужно — немного доверия, немного сочувствия, немного покладистости. И что же? Им интересны только деньги по счёту. Без конца надоедают мне с деньгами по счету, как раз когда я должен сосредоточить все свои мысли, всю свою энергию на исключительно трудной и деликатной работе. Я не могу заплатить по счету. Если бы они проявили разумное терпение, я заплатил бы им в пятьдесят раз больше — но не сейчас. Время еще не пришло. Я пытался им объяснить: "Я занятый человек, работаю день и ночь, дрессирую шестерых пекинок для варьете, а вы приходите, отвлекаете меня и снижаете эффективность моей работы, бурча чего-то там про деньги по счету. Разве это по- товарищески? С таким настроем миллионером не станешь. С такими узколобым мелочным подходом вам никогда не добиться успеха." — Но нет, они не поняли. Они стали приходить сюда в любое время дня и ночи, и подстерегать меня на большой дороге, пока моя жизнь не стала сплошным проклятием. И как ты думаешь, что случилось теперь?

— Что?

— Собаки.

— Чумка?

— Нет. Хуже. Их зацапал домовладелец, в залог за чертову арендную плату. Украл мой основной капитал! Арестовал мои фонды! Загубил мой бизнес на корню. Слыхал ты когда-нибудь в жизни о таком негодяе? Да, знаю, я должен был вносить за проклятую аренду понедельно, и задолжал за шесть недель, но, бог ты мой! ведь нельзя же требовать от человека, у которого на руках огромное предприятие, чтобы он забивал себе голову этими мелочами, особенно когда он занят самым деликатным… да ладно… Я все объяснил старику Никерсону, но что толку!. Поэтому я и послал тебе телеграмму.

— А! — сказал я. И тут наступила краткая, многозначительная пауза.

— Я подумал… — медленно сказал Юкридж — что ты бы мог посоветовать, где бы мне перехватить немного денег.

Он говорил как бы отвлеченно, небрежным тоном, но поглядывал на меня со значением, и я виновато опустил глаза. Мои финансы в тот момент были, как всегда, расстроены — даже больше чем обычно, благодаря ошибочным расчетам в Кемптон-парке в прошлую субботу. Как ни крути, а приходилось пасовать. Я напряженно задумался. Нужно было что-то придумать — и поскорее.

— Джордж Таппер — воскликнул я на вершине озарения.

— Джордж Таппер? — как эхо повторил Юкридж, и сразу засиял. Его уныние растаяло, как туман под лучами солнца. — Ей богу, то что нужно! Удивительно, как я о нем не подумал. Конечно, Джордж Таппер! Добрый, великодушный Джордж Таппер, старый школьный друг. Ему это раз плюнуть, он потом и не вспомнит об этих деньгах. У них там в министерстве иностранных дел всегда водятся деньги — обязательно найдется десятка, а то и две, припрятанные в старый чулок. Нащипали понемногу из государственной казны. Мчись поскорее в город, дитя мое, на всех парах, поймай Таппи, напои его и вытяни из него двадцать фунтов. Настало время всем людям доброй воли прийти на помощь нашей партии.

Я был уверен, что Джордж Таппер нас не подведет — и он не подвел. Расстался с деньгами без звука — даже с каким-то воодушевлением. Джордж был как раз такой человек, который нам нужен. Мальчиком он писал чувствительные стихи для школьного журнала, а теперь все время собирает для кого-нибудь деньги по подписке на памятник или юбилейный адрес. Он выслушал меня с той серьезной, официальной миной, которую принято носить в министерстве иностранных дел, когда решаешь вопрос: объявить ли войну Швейцарии, или уж послать суровую ноту правительству Сан-Марино. Я и двух минут не говорил, как он уже потянулся за чековой книжкой. Печальная история Юкриджа, видимо, глубоко его тронула.