Знаменитые случаи из практики - [4]

По времени это совпало с возвратившейся подвижностью в левосторонних конечностях (март 1881 года). Парафазия отступила, но теперь она говорила только по-английски, по-видимому и сама не догадываясь о том, что говорит на иностранном языке; она бранилась с сиделкой, которая, конечно же, не понимала ни слова из того что произносила больная; лишь спустя несколько месяцев мне удалось донести до неё то, что она говорит по-английски. Хотя сама Анна О. каким-то образом умудрялась понимать своё окружение, говорящее на родном языке. И только в моменты испытываемого ею сильного страха, речь полностью пропадала или же становилась совершенно непонятной из-за смешения совершенно разных идиом. В наиболее приятные для себя часы Анна О. говорила по-французски или по-итальянски. Но находясь в одном из этих состояний (когда она говорила на этих языках или на английском), она ничего не могла вспомнить из родного языка, о котором у неё была полная амнезия. Постепенно уменьшился страбизм, ставший появляться лишь в минуты особенно большого волнения, мышцы вновь стали послушны пациентке. 1 апреля Анна О. впервые за долгое время оставила постель.

И тут 5 апреля умирает обожаемый ею отец, которого за всё время своей болезни она могла видеть только изредка, да и то на короткие мгновенья. Из всех существующих на свете потрясений, смерть отца была для Анны О. самой ужасной. Первоначально неистовое возбуждение сменилось глубоким ступором (состояние психической и двигательной заторможенности), который длился около двух дней; из него она вышла совершенно другим существом. Анна О. выглядела намного более спокойной чем обычно, её тревожность заметно ослабла. Контрактура правой руки и ноги не исчезла, также как и не пропала незначительно выраженная потеря чувствительности в этих членах. Поле зрения было значительно сужено. Из всего спектра цветов, которые приводили её в удивительно радостное настроение, она способна была одновременно воспринимать только по одному цвету. Пациентка жаловалась, что не узнаёт людей. Обычно же она легко запоминала лица, для чего ей не требовалось никаких усилий. Сейчас ей приходилось прибегать к очень хлопотливой «recognising work» (в переводе с английского «работа по узнаванию»), говоря самой себе примерно следующее, да, нос у него такой, волосы такие, следовательно это должен быть господин такой-то. Все люди превратились для неё в какое-то подобие восковых фигур, не имеющих к ней никакого отношения. Присутствие некоторых близких родственников стало для неё необычайно мучительным, к тому же этот «негативный инстинкт» разрастался всё больше и больше. Если в комнате появлялся кто-то из тех людей, кого Анна О. раньше встречала с огромной радостью, то теперь она разделяла с ним общество лишь на короткое время, чтобы затем опять погрузиться в свои раздумья, а присутствующий человек для неё исчезал. И только меня она никогда не теряла из своего поля зрения. Когда бы я ни появился, она неизменно проявляла ко мне участие, сразу становясь оживлённой при моём обращении. Правда, при совершенно неожиданно появлявшихся галлюцинаторных абсансах этот контакт прерывался.

Теперь Анна О. говорила только по-английски и уже ничего не понимала из того, что ей говорили на родном (немецком) языке. Всё её окружение должно было изъясняться на английском и даже сиделки в какой -то мере научились с этим справляться. Но читала пациентка только французские и итальянские книги, а когда какое-либо место ей нужно было прочитать вслух, то делала она это с вызывающей восхищение лёгкостью и свободой, это был удивительно точный перевод прочитанного с листа на английский язык.

Она опять начала писать, но делала это на особый манер. Она писала сохранявшей подвижность левой рукой, выискивая в имеющемся у неё издании Шекспира антикварные типографские буквы.

Если ранее Анна О. ещё принимала хотя бы минимальное количество пищи, то теперь она полностью отвергала любую пищу, позволяя мне кормить себя, так что не смотря ни на что она быстро набирала вес. И лишь хлеб она категорически отказывалась есть. После кормления Анна О. никогда не забывала умыть рот, причём делала она это даже тогда, когда по какой-либо причине ничего не ела; это было знаком того, насколько безразличен для неё был сам процесс еды.

Сомноленция после обеда и глубокий ступор после заката солнца продолжали сохраняться и далее. А когда пациентка была способна высказываться (я ещё буду говорить подробнее об этом), то её сознание становилось ясным, сама она - спокойной и весёлой.

Но это относительно сносное состояние продолжалось не особенно долго. Спустя примерно 10 дней после смерти отца к пациентке был приглашён врач-консультант. Во время моего рассказа об особенностях её состояния она полностью игнорировала присутствие консультанта, поступая с ним так, как это делала со всеми незнакомыми ей людьми. «That's like an examination» (это словно зкзамен), сказала она смеясь, после того как я попросил её прочесть нам французский текст на английском языке. Попытался вмешаться и приглашённый врач, желая обратить на себя её внимание, чтобы она наконец-то заметила его, но все наши усилия были напрасны. Это (не замечание присутствия другого человека) была поистине «негативная галлюцинация», которую можно было легко воспроизводить в любое время. Наконец врачу удалось сломить ход событий, пустив пациентке в лицо целый столб дыма от сигары. Внезапно Анна О. увидела перед собой чужого человека, она ринулась к двери, чтобы вытащить ключ и без чувств упала на пол; а далее последовал небольшой гневный взрыв, который сменил приступ страха и лишь с большим трудом мне удалось устранить у пациентки её тревогу. К несчастью, я должен был уезжать в тот же самый вечер, а когда вернулся через несколько дней, то состояние больной стало намного хуже. Всё это время она соблюдала пост, испытывая постоянную тревогу. У неё было множество галлюцинаторных асбансов с ужасающими образами в виде голов мертвецов и пугающими скелетами. Так как переживая это, пациентка чаще всего драматически воссоздавала виденное ею и даже вступала с виденными ею образами в разговор, то окружающие люди были хорошо осведомлены о содержании её галлюцинаций. После обеда, на закате солнца она погружалась в особое состояние, напоминающее глубокий гипноз. Для этого состояния Анна О. даже придумала особый технический термин «clouds» (витание в облаках). Если ей удавалось рассказать о виденных ею в течении дня галлюцинациях, то после этого она становилась удивительно спокойной и весёлой, принималась за работу, рисовала и писала в течение всей ночи, причём делала она всё это совершенно разумно; а около 4 часов утра шла в постель, чтобы утром старая сцена продолжалась заново. Обращала на себя внимание удивительная противоположность между двумя её состояниями: невменяемой больной, охваченной днём устрашающими галлюцинациями, и девушкой, пребывающей по ночам в ясном сознании.