Знаменитость - [4]

Сначала я просто стоял перед эстрадой, всем своим видом показывая Томашевской, что пора бы уже меня заметить.

— Ева! — позвал я, стараясь перекричать микрофон. — Е-ева!

Ноль внимания с ее стороны!

Но зря они меня недооценивали. Шнур от микрофона был включен в длинный переходник, который тянулся по полу дальше, к усилителям. Я легко дотянулся до переходника, повернул его, как положено и разомкнул. Микрофон умер. Голос певца осекся на полуслове. В зале возмущенно зашумели и засвистели.

Только после этого меня, наконец, изволили заметить.

— Сейчас тебе руки вырву! — в бешенстве заявил Алеша. И двинулся вперед, воплощать свои агрессивные намерения.

Точнее, не двинулся, а покачнулся. Он стискивал стойку микрофона, наваливаясь на нее всем телом, потому что был уже пьян настолько, что не мог стоять на ногах, ни на что не опираясь. Вдобавок, его белый пижонский шарфик обмотался вокруг стойки и потянул ее за собой. Электропроводку коротнуло. И певец судорожно дрыгнулся, пронзенный электрическим разрядом. Музыканты подхватили его на лету. Но Алеша все никак не хотел успокоиться. Он вырывался, размахивая руками, словно дрался со мной вслепую. Эти его потуги выглядели такими жалкими, что мое недавнее бешенство отступило. И стало смешно, как секунду назад я чуть было не полез в драку.

На плечо мне легла мощная лапа швейцара.

— Заплатите по счету молодой человек! Иначе милицию вызовем, протокол составим за ваше хулиганство, — пробасил швейцар.

— Зачем органы звать, когда они давно здесь, — мне все еще было весело. На глазах у публики я отсчитывал новенькие червонцы, казавшиеся бесконечными, и не боялся любого поворота событий. — Госбезопасность весь ваш концерт внимательно слушала, им и свидетелей не надо…

— Как слышали? — встревожилась Томашевская и посмотрела на меня, точнее, проводила взглядом пачку денег, которую я вернул в карман пиджака. Кстати, на ощупь червонцев осталось гораздо меньше, чем я рассчитывал.

— Подумаешь — КГБ! Сейчас еще «Черную моль» спою! — мычал невменяемый певец, порываясь вернуться к микрофону.

— Тебе же в Киеве гонорар заплатили! Если заберут — лишишься всех этих денег! — зло тряхнула его Ева. — Ты этого хочешь? Лучше мне деньги отдай — сохраннее будут!..

Но певец уже только молча пошатывался. От столиков в зале нас все еще загораживала толпа посетителей, жаждущих продолжения дискотеки. Поэтому мы не могли видеть сотрудников грозной спецслужбы. Но и они не могли сейчас наблюдать нас.

— А вы, молодой человек, с характером, — моментально сориентировалась Томашевская, подхватывая меня под локоть. — Потапыч нас выведет через черный ход. Зачем нам лишние неприятности? — Похоже, она успела забыть, как меня зовут, хотя еще полчаса назад мы были «на ты». — Играйте что-нибудь, мальчики! Пусть все танцуют! — махнула она ансамблю.

Могучий швейцар вывел нас троих через помещение опустевшей кухни, где еще ощущался жар плит и чад подгоревшего масла, в вестибюль ресторана. При этом Ева волокла под руку вдребезги пьяного Алешу, который в своем белом костюме то и дело натыкался на кадки с огромными фикусами, изображавшими здесь пальмы. Не отпуская разомлевшего кавалера, другой рукой Ева, тем не менее, удерживала и меня.

На улице пары вдохов свежего ночного воздуха хватило, чтобы алкоголь закружил и мою голову. До сих пор я держался нормально, но теперь понял, что вот-вот и меня тоже по-настоящему развезет. Над Ленинградом стояла июньская белая ночь — время замерло. Ева Томашевская осмотрелась по сторонам, не скрывая разочарования.

— Приглашаете проводить даму, а сами без машины. Фи!.. — фыркнула она, снова мгновенно потеряв ко мне интерес. — Какой же вы гусар?

Ева даже отвернулась и принялась трясти и без того шатающегося Алешу, опять спрашивая о каких-то деньгах, при этом она вполголоса ахала и возмущалась. А певец довольно нелепо разводил руками и даже пытался вывернуть наизнанку белые карманы.

Упрек Евы обжег меня стыдом, как пощечина. Действительно, на тротуаре меня дожидались только Зяблик и Валет. Точнее, Валет задержался поздороваться с неприятным типом, небрежно припарковавшим у тротуара последнюю модель «Жигулей». Снисходительно кивнув Валету, тип уже поднимался по ступеням ресторана под ручку с ярко-накрашенной девицей. Причем он старался шагать на ступеньку впереди, так меньше бросалось в глаза, что девица выше его на полголовы.

— Вот как надо жить, не размениваясь на мелочи, — с завистью кивнул Валет вслед поднявшемуся в ресторан типу. — Старший товарищ. Инструктор идеологического отдела обкома. Мне бы так когда-нибудь!..

— Ресторан все равно закрыт, — буркнул я. — Зря он приехал…

— Откроют, стоит ему глазом моргнуть, — обнадежил Валет. — Он даже машину не запирает. Весь район — его вотчина! Уж он-то не потратит весь вечер, обхаживая певичку, и чтобы она ему еще потом не дала!.. — съязвил Валет, явно от зависти.

Я еще раз вздохнул свежий воздух, подавляя закипавшую ярость и, чтобы голова меньше кружилась. Такому, как Валет, не дано понять, что победить человека, у которого хватает смелости дерзнуть, — невозможно! Тем более — сегодня, когда весь день дразнит удача, — я не собирался ее упускать. Без единого слова я сел за руль оставленных «Жигулей» на глазах оторопевших Витьки и Валета.