Знаменитая танковая - [19]

Со стороны Сталинграда днём и ночью доносилась канонада.

У Василия Якина здоровье было крепкое. Повар оделял его двойными порциями. И он скоро превратился в прежнего Якина. Начал ходить на занятия. По вечерам возмущался в землянке.

– Да, генералы, – говорил он товарищам, сидя на своих нарах, – всё ждут, планы строят! Собрали столько войска и держат. Вон дед говорил: вся Верхняя балка забита гаубицами. А корпусов сколько собрали? Чего ждём?

Перед наступлением в 17-й корпус привезли посылки, присланные из глубокого тыла. Всякой посылке на фронте рады были. Но очень ценили посылки с шерстяными носками, рукавицами, с махоркой и папиросами.

Дедушке попалась посылка с толстыми шерстяными носками и с махоркой. Тогда у него уже начало покалывать в груди. Он бросил курить. Махорку раздал своим бойцам. Шерстяными носками он запасся ещё с лета. Товарищам говорил: если у солдата ноги в тепле, а желудок сыт, то солдат никогда не замёрзнет. Весь его взвод летом запасся шерстяными носками и рукавицами. И полученные в посылке носки он подарил Якину.

Начинается…

На другой стороне Дона наши войска держали в своих руках узкую полоску земли. В одну из декабрьских ночей дедушка, выйдя из землянки, прошёлся вдоль своих тягачей. Железные печки, устроенные в земле под машинами, топились. Дежурные бойцы дремали, скорчившись рядом с печками.

Мороз был градусов двадцать. Мела метель с восточной стороны. Дедушка остановился возле крайнего тягача. Какой-то шум послышался ему. Он отвернул уши шапки. Шум приближался. Дедушка быстро пробежал к опушке. Сквозь метель увидел что-то тёмное на дороге. Он пригляделся.

Это шла к Дону колонна бойцов. Он долго стоял, а бойцы шли и шли. «Начинается», – подумал он. Всю ночь шли на ту сторону Дона свежие части. С рассветом опять стало тихо и безлюдно вокруг.

В следующую ночь весь корпус подняли по тревоге. Снова мела метель. Дедушка был в передовой РПБ. Он, Василич и Колосов сидели втроём в кабине тягача. Вначале танки, тихо ворча на малых оборотах, ползли к Дону. Потом ремонтники пристроились за ними. Из-за метели ничего они впереди не видели. Путь водителям указывали бойцы, стоявшие вдоль дорог.

Конный обоз базы и тягачи должны были переправиться сразу за своими танками. Но обоз лошадей с пушками и снарядами выехал откуда-то сбоку и опередил их.

К утру прекратилось всякое движение. Командиры батальонов, рот, взводов – все знали свои секторы наступления. Но впереди ничего не было видно: пурга всё закрывала.

Корпус наступал впервые. Семьи, родные многих бойцов находились в оккупации. Дедушка говорил: чувство мести владело всеми. И все ощущали свои силы. Каждый знал: в первую минуту боя он может погибнуть. Но о смерти не думали. О ней отдумалось раньше.

На фронте тогда уже появились наши знаменитые штурмовики Ил-2. Под Сталинградом враги успели их окрестить «чёрной смертью». Но в то утро метель не дозволила самолётам подняться в воздух.

И вот на участке наступления ухнули разом пять тысяч орудий и миномётов. Заревели ракеты катюш. Полтора часа длилась артподготовка. Ещё не умолкли залпы, разрывы снарядов, танки и пехота пошли в наступление. Надо было прорвать оборону противника. Тогда уже в прорыв ринется 17-й корпус. Перед ним стояла задача: к концу дня достичь станции Кантемировки, овладеть ею. Тем самым перерезать железную дорогу, по которой фашисты с северо-запада подвозили на фронт боеприпасы и солдат.

На Кантемировку!

Для солдат первого эшелона обороны врагов это утро 16 декабря было последним. Едва наша артиллерия перенесла огонь в глубь обороны, из снежного массива ворвались в окопы страшные мстители. Метель дула в лицо вражеским солдатам, слепила им глаза. И смерть обрушивалась на них.

В назначенное время пошли в место прорыва бригады 17-го корпуса. Впереди двигалась бригада полковника Голяса. Из-за снега танкисты тоже плохо видели, что творится впереди. И километра через три передние машины чуть было не наехали на своих бойцов. Те лежали на снегу. Оказалось, что дальше оборона не прорвана: доты и дзоты очередного рубежа артиллерия не разбила. Враги задержали пехоту. Хотя танки и могучие боевые машины, но сквозь линию обороны, где в дотах пушки, где на каждом шагу мины на земле, им не пройти. Не пробиться. Их могли уничтожить.

А доты были повсюду: у подножий холмов, на их склонах, на вершинах. И даже на обратных склонах холмов, в балках и овражках. Тут уж дело для артиллерии и пехоты. По всей линии фронта завязались бои.

Только 18 декабря корпус смог вырваться вперед. Танки помчались к Кантемировке, чтоб выполнить приказ. Неслись, вздымая вихри снега за собой. В танках было холодно. Мороз так накалил бронь, что голой рукой до неё не дотронуться – кожа прилипала.

Впереди бригад неслись шесть головных машин с разведчиками и сапёрами. Никитин, Якин, Куличенко и Зобнин сидели, прижавшись к башне, на передовых танках. Наконец командир переднего танка сообщил комбригу:

– Вижу Талы. До местечка километров шесть. Противника не видно.

Комбриг приказал роте капитана Красова атаковать местечко с ходу. Всем остальным остановиться. Это значило, что девять танков произведут разведку боем. Остальные танки постоят пока вне видимости возможного противника. Чтоб он не узнал, сколько же наших танков пришло сюда.