Знаменитая избушка у Антонова колодца - [2]

— А и впрямь белый, — подумав, ответил дед Антон.

— В сапогах был?

— А то в чем же? — обидчиво сказал дед Антон.

— Глаза голубые? Пристальные?

— Всего тебя насквозь!

— А нос? Мужественный? Широкий книзу?

— Простой вроде бы нос.

— Все сходится! — чуть не застонав от счастья, крикнул Шурик.

— Ну и что он сказал, когда вышел из кареты? — спросил я ехидно.

— Стоп! Стоп! Допрос на время прерывается! — сказал Шурик. — Сейчас нужно устроить очную ставку. Вернее, сначала опознание, а очную ставку потом. Только тогда двинемся дальше по следу. Пошли!

Шурик прямо вытащил меня из избы. Дышал он от волнения прерывисто и часто.

— Ты понимаешь, завтра весь мир узнает, что Толстой в нашей деревне бывал!

— А почему ты думаешь, что это неизвестно?

— Бывает так! Не все о писателях известно. Я сам видел заголовок в газете: «Новые страницы биографии Лермонтова». Так и с Толстым! Пошли в школу! Быстрей!

Десятиклассники, ожидавшие в коридоре вызова на экзамен, посмотрели на нас с завистью.

В зале, где была галерея великих людей, встав под портретом Толстого, Шурик сказал:

— Давай стул. Снимем его. Не соображаешь зачем? Ну, потом поймешь…

После Толстого мне пришлось снять портреты Тургенева, Чернышевского и дедушки русской авиации Жуковского, так как, по словам Шурика, «опознаваемый» Толстой обязательно должен был находиться среди нескольких человек. Правда, я отказался уносить из школы Леонардо да Винчи и Ломоносова, потому что первый жил и работал в древности и никогда не приезжал в Россию, а Ломоносов не имел бороды.

Мы сложили портреты и понесли их, как носилки. Шурик впереди, я сзади. В коридоре нас несколько раз спрашивали: «Куда это вы их?» Шурик загадочно отвечал: «На опознание…»

Хорошо, что десятиклассникам было не до нас.

Из-за того, что в избе было темно, мы решили провести опознание в саду и приставили портреты к стволам яблонь.

— Ну, дед Антон, который был у вас в гостях? — торжественно спросил Шурик.

Дед Антон рассматривал портреты, расспрашивал про каждого великого человека, заботился ли он «о нас, мужиках» и что-то не спешил опознать Толстого. Наконец, смахнув со лба Льва Николаевича белый лепесток яблони, хитро прищурился и сказал:

— Энтот.

Шурик от радости бросился к нему на шею. Мне показалось странным, что все как-то очень уж правильно сходится. И главное, лицо деда Антона при ответах становится озорным. «А не ведет ли дед, как говорят в детективных книжках, большую игру? Не вздумал ли он с помощью Толстого отремонтировать избу?»

Такое подозрение было мне неприятно, но я решил обязательно проверить, бывал ли Толстой в нашей губернии.

— Ну, дед Антон, держитесь! Здесь музей будет! — пообещал Шурик.

— А меня куда ж? — спросил дед Антон.

— Сторожку выстроят, — успокоил его Шурик.

— Пошли, — сказал я ему. — Надо биографию Толстого теперь почитать. Ты что о нем знаешь?

— Ничего.

— И я ничего. До свидания, дед Антон! Мы скоро вернемся, — сказал я.

— Вот дела! — заахал Шурик. — Он ходил по этой самой дорожке, пил из колодца воду, которой мы обливались! — Это Шурик сказал с упреком. Вроде бы такой водой нельзя нам было и обливаться. — Но мы добьемся. Иди читай биографию, а я пойду подыму в правлении шум.

Мы разошлись в разные стороны.

В школьную библиотеку меня не пустили. Там проходила какая-то инвентаризация. Тогда я пошел к своей соседке, выпускнице Вале Поляновой. Она сидела на крыльце и плакала.

— Засыпалась? — спросил я.

— Четверка, — сказала она.

— Хм… чепуха, — заметил я.

— Для меня это гибель, — твердо заявила Валя.

— А на чем ты засыпалась?

— На Толстом… — Валя всхлипнула.

Мне стало жутковато: в течение дня столько совпадений и везде Толстой, а я только что хотел попросить у Вали учебник литературы, чтобы прочитать его биографию.

— Все ответила… в каком родился и умер, основные романы, — продолжала причитать Валя, — что мяса не употреблял, а почему был зеркалом революции, не смогла с перепугу… раскры-ы-ть…

— Почему же он мяса не ел? — удивился я и сглотнул слюнки.

— Дал клятву на религиозной почве. Стал вегетарианцем. Не курил и не пил вино, вот почему. Всему миру это известно.

— И никогда даже курятину не ел и уху из пескарей?

— Никогда, — сказала Валя.

У меня мелькнула удачная мысль, и только я направился к деду Антону, как на крыльцо выбежал наш директор Павел Иванович и закричал:

— Десятый класс! Где десятый класс?

И я понял, что он чем-то взбешен.

— Все ушли, — сказала Валя.

— Здесь никого, кроме вас, не было! — кричал директор. — В школе проходит инвентаризация. Я обвинен в недостаче. Если через час четыре портрета не будут висеть на своих местах, я отстраню от экзаменов весь класс!

Я понял, что лучше признаться сразу, и сказал:

— Портреты в полном порядке… вы не беспокойтесь… — и, чтобы не вдаваться в объяснения, смылся.

Павел Иванович что-то кричал мне вслед. Но я ничего не слышал.

Когда я прибежал к деду Антону, он, расположившись перед портретами, крошил в блюдце с медом кусок хлеба.

— Вы что ж на обед ни мяса, ни рыбки не едите? — начал я издалека.

— Потребы нет, — сказал дед. — Я теперь такой едок — овощ, хлеб да медок. Отцова поговорка. С организмом как ведь бывает?..