Знакомый почерк - [49]

Помогая ей надеть плащ, он шепнул:

— Они думают, люди это проглотят и не поморщатся. Но они ошибаются. Идем, тут два шага.

Володя вел ее по Кузнецкому мосту вверх. Он вел ее в приемную Комитета госбезопасности, где когда-то, почти тридцать лет назад, с ее дядей, Евгением Петровичем Храмовым, вели беседу по поводу его сотрудничества с Анисимом. Замыкался большой круг. Они несли в приемную листовку — продукцию Евгения Петровича, правда, не подозревая о том, чья это продукция. Печально, но факт: очистительная беседа произвела тогда на Евгения Петровича кратковременное действие. Что ж, бывает. Он оказался забывчивым.

Дежурный, выслушав суть вопроса, с которым явилась молодая пара, попросил их немного подождать.

Минут через пятнадцать пришел человек средних лет с крупным лицом, с большими залысинами в светлых волосах. Познакомились. Он закурил и долго рассматривал листовку, конверт, штемпеля на конверте. Потом стал задавать вопросы:

— Раньше получали что-нибудь подобное?

— Никогда, — отвечала Галина.

— Что вы думаете об этом? Кто мог прислать?

Вмешался Володя:

— Мне кажется, это клуб «Дискуссия».

— Что за клуб?

— Чуть больше месяца назад мы были вместе с мистером Деем в одном доме…

— Кто такой мистер Дей?

— Турист, с которым я работала. — Галина коротко объяснила, как и почему они с Володей попали на заседание клуба «Дискуссия».

— Кто там присутствовал?

— Юнцы какие-то, — сказал Володя. — Я запомнил только хозяина квартиры. Зовут его Ричард. А второй — иностранец, великовозрастный студент. Я так и не понял, из какой он страны. Называл себя Джорджем. Очень хорошо говорит по-русски.

— Где этот клуб располагается?

— На проспекте Вернадского. Квартиру и номер дома я не знаю, не обратил внимания.

— Но чем же дискутировали?

Володя пересказал, как помнил, свой спор с Джорджем, вступительную речь Джорджа.

— Больше добавить ничего не можете?

— Да вроде все. Я почему-то уверен, что листочек оттуда.

— Ну, спасибо вам, что пришли.

Товарищ, беседовавший с ними, не был осведомлен о деле Евгения Петровича Храмова и о поездке мистера Дея. Тем не менее утром следующего дня листовка находилась в распоряжении группы, ведущей следствие по делу Фастова, Храмова и Скеенса-Дея, которое имело кодовое название «Троица». Теперь к «Троице» добавился клуб «Дискуссия». А тот факт, что Галина Храмова по доброй воле приходила в КГБ, окончательно, снял подозрения у товарищей, сомневавшихся относительно ее истинного лица и ее роли в сближении Храмова и Дея.

На протяжении недели к генералу Баскову поступило еще несколько листовок того же формата, вышедших согласно данным экспертизы из одного печатного станка. Они содержали краткое изложение конфликтных дел, в которых неправой стороной выступала администрация двух заводов, а пострадавшей — рабочие. Памятуя принципы, по которым составлялись еще первые, рукописные, пасквили Храмова, капитан Краснов полистал подшивки областной и городской газет и без труда обнаружил, что случаи, описанные в листовках, заимствованы из фельетонов. Понятно, что в жизни в отличие от листовок торжествовала справедливость.

Становилось ясно: Евгений Петрович обзавелся домашней типографией, скорее всего с помощью мистера Дея. То, что он даже племяннице не побрезговал послать листок, представлялось, мягко говоря, циничным. Если человек способен на такие вещи, ничего, кроме омерзения, к нему чувствовать нельзя. И самое знаменательное: он выступает уже не от имени «Группы содействия», а от имени «Союза борьбы за демократию».

В кабинете у Баскова обсуждался один вопрос: пресекать ли немедленно деятельность Храмова?

— По-моему, пора прикрывать лавочку, — высказал свое мнение помощник Сысоева. — За распространение клеветы он два года уже заработал.

— Да, но сейчас не в этом дело. Мы еще не до конца выяснили истинный характер его связей с Деем, — возразил Сысоев.

— Но позволить ему продолжать в том же духе мы не можем, — сказал Басков.

— А нельзя ли ему кое о чем напомнить? — вставил Краснов.

— О чем? — спросил Басков, взглянув на него с любопытством.

Капитан Краснов, в последнее время державшийся на подобных обсуждениях в тени, воодушевился.

— Мне кажется, можно вот что попробовать… В деле имеется письмо Храмова профессору Терехову, анонимное.

— Ну, дальше, — подбодрил генерал.

— Можно попросить профессора, чтобы он обратился с просьбой разыскать анонима.

— Дальше, дальше. — Генерал уже окончательно понял, к чему клонит Краснов, но хотел, чтобы он изложил все свои мысли сам до конца, а то человек уже начал терять уверенность в себе.

— Анонимщика нашли. Вызвать Храмова, сделать внушение, предупредить.

Генерал поглядел на Сысоева.

— Как предложение?

— Ничего, годится.

— Годится. Только с одной поправкой: лучше его вызвать через прокуратуру. Попробуйте договориться об этом.

— Хорошо, Анатолий Иванович.

— Экспертизы по тому письму тоже ведь есть?

— Да.

— Значит, требуется лишь умная беседа. Но ты сперва заручись согласием профессора. Может, он не захочет огласки?

— Я поговорю с ним.

— Тогда действуй. И побыстрее.

…С Тереховым разговор происходил в кабинете секретаря парткома Нагаева. Когда Краснов объяснил Терехову, что нужно его заявление, профессор поежился, однако сказал так: «Никогда не приходилось быть жалобщиком. Но если возникла такая необходимость, я готов выглядеть в глазах Храмова даже кляузником». И на том вопрос был исчерпан.