Знаки и чудеса - [123]

Знаки эти, как показывает уже беглое ознакомление с ними, имеют или стилизованный рисуночный, или линейный характер. Если же при этом мы учтем число знаков, которое слишком велико для того, чтобы говорить о слоговом письме, и слишком незначительно для чисто «словного» письма, то сам собой напрашивается вывод о том, что речь должна идти о смеси идеограмм и фонетических знаков.

Рис. 92. Протоиндийские надписи на печатях

И все же самой серьезной помехой к приемлемой и убедительной дешифровке письма и прочтению текстов является отнюдь не малочисленность найденных письменных памятников и даже не краткость их текстов. Наше полное незнание языка этой письменности — вот, пожалуй, наиболее серьезное препятствие.

Чем меньше положительных знаний, тем больше пищи для самых невероятных предположений. Например, тот факт, что отдельные предметы, очевидно в результате торгового обмена, попали в Месопотамию, вызвал к жизни совершенно фантастические теории. Другим отправным пунктом несостоятельных гипотез стало простое внешнее графическое сходство определенных знаков со знаками других систем письма. Бедржих Грозный, атакам которого подверглись все еще недешифрованные письменности, не оставил, разумеется, без внимания и проблему протоиндийского письма. Предложенная им попытка дешифровки («Относительно древнейшего переселения народов и к проблеме протоиндийской письменности», Прага, 1939) также основывалась на чисто внешнем сходстве знаков протоиндийских печатей с хеттскими иероглифами и состояла в том, что Грозный «прочел» эти знаки в соответствии со звуковым значением подобных же знаков хеттского письма. Но… «поразительная дешифровка протоиндийской письменности», увы, дешифровкой не оказалась.

Из всех попыток, сделанных до сих пор, единственной серьезной подготовительной работой, как, вероятно, с полным основанием считает Иоганнес Фридрих, является обстоятельное изучение памятников, предпринятое Пьеро Мериджи[133].

Нам предстоит коротко ознакомиться с ходом исследования П. Мериджи, поскольку в чисто методическом отношении, отвлекаясь совершенно от полученных конкретных результатов, оспаривать которые по меньшей мере трудно, это исследование следует, по-видимому, считать образцовым. Дело в том, что автор с самого начала ограничил себя комбинаторным методом, то есть методом объяснения надписей на основе их внутренних закономерностей, и вооружился в качестве исходной рабочей гипотезы предположением о «полной безнадежности» попытки звукового прочтения текстов. Но так как эта попытка и до сих пор не увенчалась успехом, приходится признать «безнадежной» и самое письменность. И все же работа Мериджи является, очевидно, примером пути, могущим привести к дешифровке. Правда, этот путь не единственный, но пока не будем говорить о другом пути — поразительно интересном и новом, который кажется пока едва проходимым и еще только вырисовывается в тумане догадок.

В своем исследовании Мериджи исходит из приведенных выше наблюдений относительно природы и числа знаков и делает отсюда вывод о смешанной, идео-фонографической системе. Он признает вместе с другими исследователями наличие числовых знаков, при известных условиях, очевидно, выступающих и как звуковые. И в заключение он суммирует те результаты, которые считает достоверными: первый — знание различных вспомогательных знаков (словоразделители и детерминативы идеограмм), второй — обнаружение знаков для трех наиболее частых окончаний грамматических имен, третий — объяснение (но отнюдь не чтение) целого ряда отдельных знаков.

Из этой «суммы» следует выделить как поучительные с методической точки зрения пункты второй и третий.

Мериджи, подобно тому, как это делала Алиса Кобер, составляя свою первую сетку крито-микенского линейного письма Б, сравнивает группы знаков, отличающиеся друг от друга только конечными знаками, и при этом устанавливает три наиболее часто встречающихся окончания грамматических имен, знаки 

и

, которые по чисто техническим соображениям он транскрибирует через A, U и Y(Ψ) (сразу же отметим, что из этого вовсе не следует, будто он придавал вышеприведенным знакам звуковые значения а, и и i. или ps). Теперь основываясь на своей интерпретации данных археологии (печати — это документы административного учета, своего рода «приходные накладные» без упоминания собственных имен), Мериджи прежде всего переходит к поискам в надписях трех падежей. Один из них — именительный — должен указывать предмет, о регистрации которого идет речь, другой — родительный — должен указывать владение, собственность (или в форме родительного разделительного — количество) и, наконец, третий — дательный — должен был бы служить для указания цели или ^назначения названного предмета. Окончания именно этих трех падежей и выражены, по его мнению, в трех упомянутых знаках (А = именительный, U = родительный, Ψ = дательный).

Таков обрисованный в принципе ход. общих, основанных на объективных данных, рассуждений Мериджи. Эти рассуждения привели его к предположению о наличии в надписях как раз тех связей, которые в грамматике выражаются именительным, родительным и дательным падежами. Оставалось только подкрепить и проиллюстрировать основные положения другим компонентом, а именно — объяснением отдельных знаков. Здесь профессор Мериджи, придерживаясь наиболее близкого и доступного толкования значений некоторых рисуночных знаков, попытался на базе этих значений логически и грамматически связать уже целые группы знаков.