Знак вопроса, 1995 № 02 - [60]

Дело, решенное судебным поединком, не подлежало ни пересмотру, ни перевер-шению…

По мнению проф. Пахмана, С. поединки продолжались до уложения 1649 г.»

И в завершение раздела ординарных ордалических испытаний приведу сокращенные выписки из Энциклопедии Брокгауза и Ефрона, касающиеся двух оставшихся видов судов Божьих.

«ПРИСЯГА (juramentum) — в гражданском процессе религиозный обряд, заключающийся в удостоверении показании стороны призванием Бога в свидетели правды. Цель этого обряда, как судебного доказательства, — устранение спора. Присяга постепенно вытесняла суды Божии (поединки, испытания огнем и водою и т. п.)…

Присяга разделялась на добровольную и принудительную, возлагаемую на одного из тяжущихся по усмотрению самого суда».

«РОТА — в древнерусском процессе так называлась присяга, клятва. Первоначально рота означала спор, битву и имела значение суда Божьего; отсюда развились впоследствии ордалии и судебные поединки…

В летописях выражение «присягать», «принести присягу» передается «ходити (заходити) роте», «водити роте», «внить в роту» и т. д. Слово «клятва» стало употребляться преимущественно после введения христианства; позднее вошли в употребление названия: «вера», «крестное целование»; наконец, гораздо позже, может быть, в конце XVII в., появилось польское слово «присяга»…

Присяга допускалась в исках, превышающих 1 рубль, и лишь для лиц несовершеннолетних, не более трех раз в жизни…»

Завершая рассмотрение испытаний второй (ординарной) группы судов Божьих, следует признать, что они проще, обыденнее испытаний первой группы. Однако и здесь есть над чем поразмыслить.

Внимательный читатель не мог не обнаружить весьма серьезные указания на довольно глубокие знания пращуров наших в области физиологии и психология, успешно заложенные в основу этих испытаний.

В ряде случаев приходится признать некоторую нарочитость религиозно-мистической окраски испытаний, несомненно предназначенной как для формирования определенного психологического настроя испытуемых, так и для сокрытия истинного метода определения виновности.

И снова пред нами вырастает фигура несомненно умного, рачительного, я бы сказал, чуть хитроватого, предка, в технологии испытаний предвосхитившего различие реакции на заложенные в них ловушки виновных и невиновных, давшего в руки потомков верное средство выявления истины!

Когда эти методы возникли? Каков уровень знаний дал возможность их построения? Что явилось базой?

Ведь нельзя предположить, что это знание — результат совокупного труда множества поколений? Ведь они созданы были до возникновения письменности?

Количество неразрешимых вопросов нарастает по мере углубления в тему.

ДОЧЬ МАТЕРИИ

Завершая обзор, приведу высказывание известного французского бактериолога и физиолога, академика Парижской академии наук Шарля Рише (1850–1936 гг.), бывшего в последние годы жизни ее президентом: «Физиология есть наука жизни. Это определение безусловно верно, но оно удовлетворительно только в том случае, когда предварительно дано определение самой жизни. А это, именно, и трудно, потому что жизнь, по-видимому, одно из тех простых явлений, которые ускользают от всякого определения.

Однако многие и самые знаменитые ученые пытались дать определение жизни, но я не буду излагать вам длинный перечень всего того, что было предложено; это вышло бы малоинтересной компиляцией, и я остановлюсь только на одном определении, данным Биша — (французским физиологом и паталогоанатомом — Ю.Р.), который сказал, что жизнь — это есть сопротивление смерти.

Итак, говоря, что жизнь есть сопротивление смерти, мы под нею понимаем совокупность функций организма, направленных на сохранение жизни. Наши органы и аппараты расположены таким образом, что они противодействуют всем средствам разрушения и опасностям, которые окружают их со всех сторон. Утверждать, что жить — значит сопротивляться смерти, есть то же самое, что сказать, что мы, живые существа, беспрерывно боремся со всем нас окружающим».

Не будем тратить время в поисках истоков жизни! Ведь вне зависимости от ее истинного происхождения: извечного существования в привычных нам проявлениях; или в результате некоего акта творения (пусть даже неведомым Творцом); или же всеобщего свойства материи вообще, не имеющего четкой границы, так сказать, «размытого по всей шкале известных ее видов», жизнь существует!

Примем за факт и то обстоятельство, что психика, являющаяся высшей формой проявления высокоорганизованной материи, является, так сказать, дочерью породившей ее материи. Возникает вопрос: в чем же состоит «дочерний долг» психики к породившей ее материи и каковы «взаимоотношения в этой семье»?

В каких формах они проявляются? Какова их роль в жизни организма?

Количество основных вариантов взаимодействия, как можно полагать, сравнительно невелико.

Так, несомненно воздействие психики на материю организма-носителя, ее породившую.

А поскольку иные организмы того же вида принципиально сходны или несущественно отличимы от организма-носителя, легко представить воздействие персональной (личной) психики организма на организмы других, подобных ему существ.