Знак - [12]

Мне всегда не терпелось узнать, какова моя собственная судьба: приведет ли она меня к возвышению или к погибели. Однако теперь страх пересилил любопытство. Завоевать Туве – вот чего желал мой отец, а Ризек оказался обречен на провал самой судьбой.

Он был осужден. Он мог обмануть ожидания отца.

Опасно сердить владыку, особенно если ты ничего не можешь исправить.

Возвращаясь по туннелям в спальню, я тревожилась за Риза. И продолжала беспокоиться за брата, пока не разобралась что к чему.

5. Кайра

Сезон спустя, когда мне было восемь, брат ввалился в мою комнату, запыхавшийся и промокший под дождем. Я только что закончила расставлять на ковре у кровати куколок, которые были собраны во время прошлой Побывки на Отире (население Отира питало слабость к мелким, бесполезным вещицам). Брат повалил несколько фигурок, и я закричала, что он разрушил строй моих войск.

– Кайра, – произнес Ризек, садясь на пол рядом со мной.

Ему уже исполнилось восемнадцать, у него были длинные руки-ноги, прыщи на лбу, но сейчас он был испуган и казался гораздо младше. Я погладила Ризека по плечу.

– Что случилось?

– Слушай, отец не брал тебя с собой?.. Ничего тебе не показывал?

– Нет.

Лазмет Ноавек никогда и никуда меня не брал и по-моему, даже не замечал. Чему я нисколько не огорчалась, понимая, что в отцовском внимании ничего хорошего нет.

– Как-то это нечестно, – нервно пробормотал Риз. – Мы – его дети, и относиться к нам нужно одинаково, правда, Кайра?

– Наверное. А что стряслось-то?

Риз дотронулся до моей щеки. Спальня вместе с тяжелыми синими шторами и деревянными панелями исчезла.

– Сегодня, Ризек, – произносит отцовский голос, – ты должен отдать приказ.

Я стою перед широким окном в сумрачном помещении с каменными стенами. Рядом отец. Он почему-то стал ниже ростом: обычно я едва достаю ему до подмышки, а сейчас смотрю прямо в глаза. Мои руки с тонкими пальцами сложены на груди.

– Вы хотите… – я дышу часто и неглубоко, – чтобы я…

– Соберись, – рычит отец, хватает меня за броню и подталкивает к окну.

За окном – другая комната, в которой я вижу седого, изможденного старика с потухшими глазами. Его запястья скованы наручниками. Отец кивает, и к узнику приближаются стражники. Один из них хватает его за плечи и держит, а другой накидывает на шею веревку и завязывает узел. Старик не протестует. Любые движения слишком тяжелы для него, словно вместо крови в его жилах течет свинец.

Я начинаю дрожать.

– Этот человек – предатель, – продолжает отец. – Он строил козни против нашего рода. Распространял лживые слухи, что мы якобы крадем иностранную материальную помощь, направляемую голодающим и больным шотетам. Людей, которые плохо отзываются о нашей семье, надлежит не просто казнить. Их надо убивать очень медленно. И ты должен быть готов не только отдавать подобные приказы, но и сам приводить их в исполнение. Впрочем, такой урок тебе еще предстоит.

Страх, точно червь, скручивается у меня в животе.

Разочарованно хмыкнув, отец берет меня за руку и кладет что-то мне на ладонь. Я опускаю взгляд и вижу запечатанный воском пузырек.

– Если ты не в состоянии успокоиться, он тебе поможет, – говорит отец. – Так или иначе, а ты сделаешь то, что я тебе приказываю.

Сковырнув восковую нашлепку, я выливаю содержимое пузырька в рот. Успокаивающая настойка обжигает горло, спустя мгновение сердце начинает биться ровнее, паника отступает.

Я киваю отцу, и тот включает переговорное устройство. Мне требуется какое-то время, чтобы собраться с мыслями и подыскать нужные слова.

– Казнить его, – произношу я чужим голосом.

Один из стражников делает шаг назад и тянет за конец веревки, которая пропущена через металлическое кольцо в потолке, как нитка в игольное ушко. Он тянет, пока ступни узника не отрываются от пола и не начинают подергиваться. Лицо старика краснеет, потом синеет. Он бьется в судорогах. Мне хочется отвернуться, но я не смею.

– Иногда от такой келейной казни проку больше, чем от публичной, – объясняет отец, предварительно выключив коммуникатор. – Стражники начнут шептаться, как ты обходишься с теми, кто клевещет на твой род, а те, кому они это расскажут, растреплют все своим приятелям. О твоей силе и власти узнают все шотеты.

В моей груди зарождается крик, я с трудом сдерживаю его в глотке. Он как откушенный кусок хлеба, слишком большой, чтобы его проглотить.

Полутемное помещение исчезло столь же внезапно, как и появилось.

Я стою на солнечной, запруженной людьми улице и обнимаю мать за ноги. В воздухе клубится пыль. Мы находимся в столице планеты Золд, в городе с «оригинальным» названием Золдия, который мы посетили во время моей первой Побывки. Сейчас здесь – сезон ветров, все покрыто слоем тончайшей серой пыли. Она летит не с земли, а с бесконечных цветочных полей, раскинувшихся на востоке. Я сразу узнаю и место, и время. Это одно из моих самых любимых воспоминаний.

Мама, ероша мои волосы, склоняет голову перед человеком, встретившим нас на улице.

– Благодарю, ваша светлость, за то, что вы любезно разрешили нам провести наши поиски, – говорит она. – Со своей стороны могу вас заверить, что мы возьмем только ненужное вам.