Знак обнаженного меча - [30]

— Ну что, доволен? — спросил он, глянув на Рейнарда с иронической усмешкой.

Тот, ища опоры, прислонился к столу.

— Я — я желаю побеседовать с офицером, — пробормотал он. Преграды смыкались; во тьме его сознания повторялись все одни и те же слова: слишком поздно… слишком поздно… слишком поздно. Старшина откинулся на спинку стула.

— Ты, конечно, можешь просить о беседе с ротным командиром, — сказал он. — Но на твоем месте я бы бодягу разводить не стал. Серьезно, не стал бы: ничего хорошего тебе от этого не будет, и, как пить дать, получишь только нагоняй за то, что у армии время отнял.

— Я настаиваю на беседе, — повторил Рейнард внезапно окрепшим голосом.

— Ладно, парень, — но не думай, что это будет сегодня. Я поговорю с ротным командиром завтра утром. А теперь, черт побери, давай-ка закончим с этим. — Он опустил глаза к бланку. — Фамилия?

Рейнард покачал головой, с трудом выдавливая слова из пересохшего, сжавшегося горла.

— Я отказываюсь — отвечать — на вопросы — пока мне — не устроят — беседу с офицером.

Старшина пристально на него посмотрел.

— Это твое последнее слово? — спросил он с любопытством.

Рейнард кивнул.

— Ну ладно, парнишка. Извини уж, но ты, знаешь, сам напросился… Ладно, капрал, — отряди-ка двоих в пикет. Нет, лучше четырех. Треугольник[11] в порядке? И предупреди рядового Мандевилла, пока будешь там разбираться.

Старшина неожиданно поднялся на ноги; он был массивно сложен и походил на боксера-тяжеловеса торсом и стойкой, как у гориллы. Он смотрел сверху вниз на Рейнарда с выражением, казавшимся почти жалостливым.

— Я полагаю, тебе известно, во что ты себя втравил? — спросил он мягко; затем, видя пустой непонимающий взгляд Рейнарда, добавил:

— На случай, если ты не знаешь, — своим поведением ты навлекаешь на себя дисциплинарное взыскание по статье 44 параграфа 6Б предписаний на период чрезвычайки. Теперь тебе ясно?

Рейнард покачал головой.

— Нет? Ну хорошо — я тебе скажу; но боюсь, что это твое незнание ой как тебе отольется…

Когда старшина заговорил снова, в его тоне слышалась странная неохота: будто он, из чувства долга, принуждает себя делать нечто, лично ему неприятное.

— Раз уж ты не знаешь, — продолжал он, — нарушителей по этой статье подвергают телесному наказанию в мере, не превышающей, — здесь его голос снова зазвучал монотонно-официально, — не превышающей двести ударов «кошкой».

Рейнард, до которого стало доходить, посмотрел в его бесстрастные глаза.

— Ясно теперь? — буркнул старшина.

Рейнард пошатнулся, вдруг почувствовав дурноту.

— Вы не можете этого сделать, — прошептал он. — Вы не можете этого сделать — в британской армии такого нет — вы не можете…

— Боюсь, что можем, — прервал его старшина на удивление тихим, почти извиняющимся голосом.

В этот момент в комнату снова вошел капрал и с ним четверо мужчин. На них были шинели, ремни от снаряжения и краги, в руках они держали ружья с примкнутыми штыками. Когда они, по команде капрала, грохнув каблуками, стали по стойке «смирно», Рейнарду показалось, что от глухого стука тяжелых ботинок в его мозгу что-то распалось, словно лопнула последняя прядь каната, предав его в конце концов во власть полной анархии духа. И тут же он испытал необычайный спазм, подобие оргазма, сродни некому позорному и принудительному сексуальному акту. Этот миг прошел, лишив его последних жизненных сил. Голова у него закружилась, ему стало до ужаса дурно. Рядом со столом был стул — Рейнард кое-как его нашарил и сел так неловко, что соскользнул набок и тяжело рухнул на пол.

Поднявшись на ноги с помощью капрала, он ухватился за спинку стула и снова встретился взглядом со старшиной, который теперь смотрел на него вопрошающе, с какой-то сочувственной насмешкой.

— Ну что, хорошенько подумал? — спросил тот.

Рейнард кивнул.

— Ладно, — пробормотал он. — Я отвечу на ваши вопросы.

14. Раздетый перед схваткой

Анкета оказалась короткой, и с ней вскоре было покончено: имя-фамилия, адрес, род занятий, день рождения, девичья фамилия матери, адрес ближайшего родственника и так далее. Старшина заполнил последнюю графу со вздохом облегчения.

— Ну все, — буркнул он. — Времени ты у меня отнял черт знает сколько… Ладно, капрал, — забери его и уладь там все. Смотри, чтобы ему дали нормальное снаряжение: завтра у нас построение в ремнях и крагах. И проверь, чтобы ему в медкабинете уколы сделали в девять ноль-ноль. И (повернувшись к Рейнарду) на случай, если ты, парень, не в курсе, все чины на время чрезвычайки размещаются в казармах. Ладно, с этим все.

Следующие несколько часов протекли для Рейнарда как-то несвязно, словно бы во сне; он невыносимо устал и большую часть времени и впрямь, должно быть, спал на ходу, выполняя требуемые действия с автоматизмом лунатика. Он помнил, что ходил на интендантский склад, где ему выдали обмундирование и одеяла; потом он вроде чего-то поел — ему припомнился котелок, наполненный жирным желтым рагу. В какой-то момент ему выделили койку в одном из ниссеновских бараков, и он обнаружил, что его сосед — не кто иной, как Спайк Мандевилл.

— Здорово, паря, — приветствовал его Спайк с веселым добродушием. — Ну как, обживаешься помалеху?