Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников - [26]

Летом 1983 года перед Сашей замаячила реальная возможность попасть на год в армию после того, как он ушел в самоволку накануне присяги. Моя теща, Фаина Михайловна в то время работала психотерапевтом в кировском военкомате. Она сделала ему справку с диагнозом циклотимия (резкая смена настроения, депрессия), что освободило его от прохождения сборов. Кстати, теща до сих пор гордится тем, что Башлачев во время написания диплома целый месяц спал на ее кровати.

ВИКТОР ВАХРУШЕВ: Он был не от мира сего. Не вписывался ни в какие рамки. По-моему, не было больше таких людей. Вот, например, колхоз… Несмотря на то, что это был тяжелый изнурительный труд, мы любили колхоз. Он был для всех нас своего рода рубежом, который необходимо перешагнуть, чтобы почувствовать себя настоящим. Башлачев, будучи одним из нас, все это прекрасно знал и, несмотря на это, в колхозе, мягко говоря, не упахивался. И не только из-за относительно слабого здоровья. Он и там пошел наперекор всеобщему энтузиазму. Причем, интересно, что это его поведение не вызвало какой-либо негативной реакции. Никому в голову даже не пришло сказать, что мы, мол, тут все трудовые пчелки, а ты такой-сякой. Да, он не ползал по борозде, как мы, но занимался полезным делом, которое всем нам приносило пользу. Потому что когда уставший человек приходит с работы и видит остроумные, смешные плакаты и рисунки, настроение его улучшается, силы восстанавливаются, проходит усталость. Мы все прекрасно понимали, что каждый должен заниматься своим делом - тем, что у него получается лучше всего. В колхозе очень ценилось творчество, и вокруг творческого человека так или иначе собирались люди, создавалась та самая неповторимая атмосфера всеобщего товарищества, за которую мы и полюбили то время, и очень часто его вспоминаем. Башлачев как раз и был одним из немногих таких звездочек и солнышек, которые притягивали к себе людей, заражали их своим весельем и остроумием. Не все ведь на это способны даже из тех, кто избрал для себя творческую профессию.

МАРИНА ШНАЙДЕР: В колхозе мы все работали, как рабы. Один раз нам, рабам, был устроен «осенний бал», все танцевали, как сумасшедшие, - нашло что-то, видно, тоска по цивилизации. Мы с одной девочкой изображали какие-то танцевальные фигуры, типа, были инопланетянами. Это было очень не похоже на то, как танцевали другие. И Саня к нам подтянулся на некоторое время. Говорит: «Творчески вы, девчонки, танцуете!» Парни, конечно же, все перепились, и ему налили. От него пахло луком и водкой… Но он такие красивые фигуры изображал! От водки, наверное, а, может быть, по красоте своей души. Нам троим было так легко, как в полете…

А один раз ехали все вместе на трамвае, из общаги, перед экзаменом, а он открыл книгу, решил «перед смертью» начитаться. И вдруг из книги выползает клоп! А книга - учебник по истмату. Когда клоп вылез, Саня сделал такие большие глаза и говорит: «Враг коммунизма и ленинизма ползет… Убью гада!» И захлопнул книгу. Потом открыл, а там пятнышко крови. Поморщился и не стал читать. Эстет! А экзамен сдал, естественно. Да, учился без труда. Его вызывают, например, по истории - он смотрит на плакат, а на нем какая-то схема, диаграмма, и вот он по ней и начинает рассказывать. Сам не читал, ничего не знает, но мысль бежит, как ручеек.

В конце пятого курса я была уже замужем, и в беременном состоянии сдавала какой-то экзамен, он увидел меня, зеленую, и говорит: «Я бы всем будущим матерям пятерки ставил. Сразу,. Как только забеременела - пятерка. Ребенок - это уже подвиг, что они от тебя еще хотят?»

ИВАН СТРЕЛЯЕВ: В быту Башлачев был абсолютным нулем - не был к этому приспособлен ни в коей мере. Бытовые вопросы его не интересовали, в принципе.

ВИКТОР МЕЩЕРЯКОВ: Наиболее близкие отношение у Саши сложились с Женей Пучковым, он учился на курс старше, и с Сергеем Нохриным, он учился курсом младше. Женя был сыном главного прокурора Орска. С ним Саша последние два курса проживал в полуподвале знаменитого сейчас дома Агафурова. Кстати, именем купца Агафурова называется областная психбольница, что находится под Екатеринбургом: Агафуровские дачи. Так вот, свой полуподвал они, кажется, совсем не топили-там всегда было холодно, сыро и ужасно запущено. Смерть Пучкова осенью 1987 года, я думаю, была одной из причин гибели Башлачева. Между ними существовала какая-то мистическая духовная связь.

ИВАН СТРЕЛЯЕВ: Саша был склонен к очень сильным перепадам в настроении. Вот, например, убежал с военных сборов в самоволку. Я был замкомвзвода, и полковник Бадьин отправил нас с Сергеем Кузнецовым, командиром взвода, его искать. Мы нашли его на Сакко и Ванцетти, в очень странном состоянии… Он не удивился, не испугался, не протестовал - вообще никакой реакции… Был в полной прострации. И что интересно, хоть взвод и пострадал оттого, что он попался на серьезном правонарушении, - никто не возмутился.

Хорошо помню случай, который меня удивил. Как-то под Новый год мы с компанией были у него в доме, и он предложил нам послушать свои песни. Сыграл несколько, и тут вдруг моя жена заявила, что это - не его песня, она ее хорошо знает. Вообще-то Башлачев отличался тем, что никогда ни с кем не спорил, не пытался кого-то убедить в своей правоте, а тут вдруг взвился: «Как это не моя песня?!» Видимо, это настолько сильно его задело! Именно поэтому этот эпизод, такой не характерный для него, мне и запомнился. Он редко когда реагировал на подобное, жил сам по себе.