Знак Кота - [25]

Что-то изменилось. Я обернулся, потянулся за посохом, который лежал у меня под рукой. Из полумрака вынырнул еще один силуэт, в котором я узнал самку.

— Госпожа, твой супруг идет на поправку.

Она села возле супруга и сначала обнюхала его рану, которую я протер водорослями, но в этот раз оставил открытой, а потом начала ее вылизывать. На мгновение она подняла голову и взглянула на меня, а затем продолжила свое занятие. Самец урчал, и мне казалось, что этот звук гармонировал со спокойствием ночи, пусть даже полным скрытых опасностей и недолговечным.

Однако мы, кажется, доказали, что слишком опасны даже для крыс, а потому этой ночью они набросились не на нас — я услышал их визг, доносящийся с другой стороны пруда, и боевой рев бродяги.

Самка немедленно вскочила на ноги, самец тоже попытался встать. Я схватил посох и пращу и побежал к тому месту, откуда я бросал ему мясо. Еще не окончательно стемнело, и я видел происходящее внизу лучше, чем мог рассчитывать. Я воспользовался пращой и увидел, как две твари упали. После чего я продолжил метать камни.

Я опасался, что они могут наброситься и на нас, но не мог оставить раненого кота погибать, хоть он и был нашим врагом. Чистая смерть от охотничьего ножа или копья — это одно дело, а смотреть, как беспомощного зверя заживо пожирают крысы — совсем другое, большее, чем я мог бы допустить. Теперь я сбрасывал булыжники руками и увидел, как упала третья крыса. Я почувствовал движение рядом со мной, и через мгновение в сражение вступила самка, которая одним прыжком оказалась в гуще крысиной стаи, где превратилась в смертоносный вихрь когтей и клыков.

Визг ее жертв все нарастал, и его перекрыл такой же странный вой, как тот, что я слышал в бою, где погибла гигантская крыса.

Бродяга катался по земле, вцепившись зубами в загривок крысы, и тварь, которую он пытался удавить, была немногим меньше его самого. Я обеими руками поднял обломок скалы и, подбежав к самому краю обрыва, нависавшему над сражением, сбросил свое грубое оружие вниз. Мне повезло, и я попал в крысу, которая только что вырвалась из хватки кота, не слишком точно, но достаточно сильно, чтобы отвратительная тварь споткнулась, В мгновение ока бродяга рванулся вперед, сомкнул массивные челюсти на шее врага и резко мотнул головой. Я не мог расслышать в визге стаи хруст ломающегося позвоночника, но увидел, как тварь обмякла.

Стая снова отступила после смерти предводителя, крысы бросились врассыпную, некоторые даже вплавь через пруд. Воцарилась тишина, словно с наступлением полной темноты ночь поглотила всю стаю целиком.

Бродяга тяжело дышал, почти что скуля от боли. Он попытался выползти из водорослей, в которые скатился, но это стоило ему таких трудов, что он упал обессиленный.

Он не обратил внимания и на самку, которая вылизывала свою шерсть. Насколько я мог разглядеть в темноте, она не получила какой-нибудь серьезной раны, в чем я и убедился, когда она взобралась обратно на обрыв.

Я прислушался, не возвращаются ли крысы. Страдания бродяги беспокоили меня. Я понимал, что он попытается откусить руку любому, кто дерзнет коснуться его. Но я не мог бросить его без помощи. А еще я должен был посмотреть на крысу, которую он убил последней, — не будет ли она такой же, как та, что я видел раньше.

Потому я спустился к пруду и осторожно обошел его, приближаясь к зверю. Он слабо заворчал, чуть приподнял голову и показал свой единственный, теперь окровавленный клык.

— Великий. — Я протянул руки, и в колеблющемся свете подвески он мог видеть, что оружия в них нет.

Глаза его не отрывались от кошачьей маски и следовали за ней из стороны в сторону, пока она качалась.

Он прижал свое неповрежденное ухо к голове и дернулся всем телом, безуспешно пытаясь встать. Затем снова рухнул, и я увидел у него на спине страшную рану, Задние лапы не слушались его.

Он вздохнул, голова его опустилась на переднюю лапу, словно он собрался заснуть, устав от тягот дня. Глаза его закрылись, и в это мгновение я почувствовал, что его дух освободился, и после своих одиноких скитаний и тяжких ран он соединился с этой землей и всем, что вокруг нас, точно так же, как и все мы хотели бы упокоиться после своей смерти.

При жизни он был воином. Я встал и огляделся по сторонам. Он искал себе дом, и я не мог оставить его тело на поживу этим грязным тварям, когда они вернутся — а в том, что они вернутся, я не сомневался.

В стене утеса к северу отсюда я нашел одну из тех глубоких расщелин, которые нельзя назвать пещерами, поскольку наверху они открыты небу.

Она может быть достойным местом для погребения воина, заслуживающего почестей.

Тащить тело было трудно. Хотя его изрядно истощили лишения, все равно такой груз был скорее под силу яксу, чем человеку, и мне пришлось перетаскивать его постепенно. Однако в конце концов я втащил тело в расщелину. Оставалось только набрать камней и замуровать ее, что я и сделал, хотя, когда я закончил свой труд, плечи у меня ныли и я тяжело дышал, не в состоянии даже забраться обратно на обрыв.

Подняв голову, я увидел над собой блеск двух пар глаз и понял, что кошки наблюдали за мной все это время, хотя я сомневался в том, что они понимали, зачем я это делаю. Если я сам погибну от крысиных клыков или голода, некому будет сооружать памятник мне. Я сел и стал думать об этом и о том, что я могу сделать, чтобы от меня не остались лишь разбросанные в пустыне кости.