Знак «фэн» на бамбуке - [2]
– Ошибаешься, уважаемая, – хихикнул Пэй Син. – Детей у нас нет, будет вместо младшего сына. В хозяйстве всё пригодится.
Через малое время Пэй Син втолкнул своего пленника в ту самую пристройку, которую с лёгкостью можно было принять за хлев или конюшню. Вместо халатика на мальчике болталась теперь рваная, не по размеру рубаха из грубой холстины. Длинный подол висел чуть не до пят. Рукава пришлось закатать.
– Эй, Первый, Второй, принимайте Третьего, – крикнул Пэй Син, останавливаясь на пороге.
Два мальчика, сидевшие в углу, – это они выглядывали из дверей – при виде хозяина вскочили и поклонились. Старшему исполнилось, должно быть, лет двенадцать или тринадцать, другому на вид было не более десяти.
– Имён своих они, видишь ли, не открывают, даже друг дружке не говорят. Это клятва у них такая, – захихикал Пэй Син, наклоняясь над пленником. – Да нам с супругой так и удобней. Зовём своих слуг как братьев или племянников – по старшинству. Ты самый младший, значит, имя твоё будет «Третий».
Не добавив больше ни слова, Пэй Син вышел и запер снаружи дверь, словно навсегда закрыл путь назад, в детство.
Для того, кого называли теперь не по имени, а по прозвищу – Третий, – началась совсем другая, очень трудная жизнь. Вставать приходилось до света. Воду носить, стирать, подметать двор, чистить стойло. Взрослых слуг Пэй Син с женой не держали. Вся работа по дому и на дворе лежала на мальчиках. Лишь еду хозяйка приготавливала сама, в кухню никого не пускала. От зари до темна звучал во дворе её пронзительный голос: «Первый, живей неси коробы и корзины в повозку. Хозяин едет на рынок»; «Бездельник Второй, черепашье отродье, сколько можно копаться с котлами? Смотри, если недочиста отскребёшь, шкуру спущу»; «Эй, господин неженка, куда глаза твои смотрят? Не видишь, что ли, что в кадушке дно проступило? Палки отведать захотел?»
Третий бросал метёлку, которой подметал двор, и бежал с ведром к задней стене, где находился колодец.
Погиб бы, наверное, Третий от непосильной работы и от побоев, если бы старшие мальчики не исхитрялись тайком выполнять за него добрую половину дел. Узнай об этом хозяйка – избила бы всех троих. Дралась она бамбуковой палкой, опускала, не разбирая, на плечи, на голову. Особенно часто доставалось Второму. Был он тонок и гибок, как ласка, и отличался такой же проворностью. То в кухню залезет и стащит лепёшку, то к воротам подскочит, что строго-настрого запрещалось. Дорого ему обходилось непослушание. Избитый, весь в синяках и ссадинах, он сжимал в кулаки свои тонкие пальцы и морщился от боли и обиды. Нити узких бровей наползали на лоб. На глазах наворачивались слёзы.
– Давай убежим от злой ведьмы, – обращался он к Первому. – Малыша с собой заберём.
– Нельзя мне бежать, – возражал Первый. – Ты человек городской, вольный. Сам нанялся в услужение, когда твои родители умерли и ты сиротой остался. А меня отец на два года продал. Многие в нашей деревне так поступали. Одного из детей продадут, чтобы остальных прокормить. Если сбегу, отца выставлю обманщиком. Надо терпеть.
– Долго ещё терпеть? – спрашивал Третий. Он очень жалел Второго. Обнимал за плечи, гладил по голове.
– Дни быстро снуют, как челноки в ткацком станке. Год я уже отработал, ещё год – и уйдём.
Мальчик. Народная картинка-лубок.
Но жизнь иначе всё повернула. Накануне Праздника середины осени, когда в полнолуние принято любоваться луной и есть лепёшки со сладкой начинкой, хозяин вернулся хмурый и озабоченный. Всегдашнюю ухмылку словно смыло с его толстых губ. Пока Первый и Третий распрягали мула и вкатывали под навес повозку, Второй прокрался к хозяйскому дому, припал к затянутому бумагой оконцу и слово в слово услышал весь разговор.
– На рынке только о том и болтают, что стражники рыщут по всему уезду. По всем дворам дармоеды ходят, высматривают по приметам мальчишку: лицо круглое, нос прямой, широковатый, глаза чёрные, брови кустиками.
– Ай-я! – вскрикнула в испуге хозяйка. – Да это наш Третий. Не в счастливый день привёл ты мальчишку в дом. Что делать будем? Если найдут, в тюрьму нас потащат. Пыток и казни не избежать. Ничего другого не остаётся, только убить проклятого. Убьём, закопаем, и дело с концом.
– Рассудка лишилась, женщина. Кто закапывает в землю товар, когда за него можно выручить деньги. Отвезу мальчишку в Ваньвань и продам в Персию или Сирию.
Город Ваньвань, где велась торговля рабами, находился не близко, в нескольких днях езды, и хозяйка повеселела:
– Ловко придумал, уважаемый супруг. Первого и Второго также с собой прихвати. Хоть за ворота хода им нет, а спровадим подальше, нам же будет спокойнее.
– Спасибо, что надоумила. Приготовь еду и одежду в дорогу. До света отправлюсь.
– Денег с собой побольше возьми. Говорят, что кожа и мех в Ваньване хорошие. Там по дешёвке купишь, здесь втридорога продашь.
Второй слушать дальше не стал, а бросился к Первому, чтоб сообщить страшную новость.
– Над нами измываются, бьют, держат впроголодь. Теперь и вовсе собрались продать в чужие земли. Неужели на злодея и ведьму не сыщется управы? – такими словами закончил Второй свой рассказ.
