Змея - [2]

От последующих лет в памяти остались стужа, снег, ледяная корка на руках, ледяной ветер в глаза, снег под ногами и в ботинках, мороз, пробирающий до костей, пальцы-сосульки, холод, проникающий в легкие, режущий кожу, как бритва.

— В аду хоть тепло, — говорила моя мать.

А вот что бывает, когда человек возвращается в свой город и думает, что он найдет его таким же, каким оставил, хотя все постоянно изменяется: даже если ты выходишь за сигаретами или прогуляться, что-нибудь обязательно изменится. Я ходил взад-вперед по виа Гарибальди и смотрел на стены домов. Вот эта красная стена не была красной, а если и была, то другого оттенка, говорил я себе, эта мостовая не была покрыта чешуйчатым булыжником, не такими были и эта церковь, и ее дверь, и этот магазин, и этот тротуар.

Радио не переставало говорить и петь, звуки радио вырывались из окон кафе и домов. Грохот трамваев и автомобилей наполнял воздух, людской говор на улицах сливался с грохотом трамваев и автомобилей. Что вам нужно?

— Ничего им не нужно, — говорила моя мать. — Идут себе своей дорогой и все.

По вечерам я выбирался на бульвар, садился на скамейку, слушал, словно музыку, шелест листьев на платанах, а иногда, бывало, бродил вдоль реки, вслушиваясь в шум воды. Но вода испаряется от жары или превращается в лед от мороза, думал я. А с паром или со льдом разве поговоришь? На свете столько людей, почему бы тебе не поговорить с ними? — спрашивала мама.

И я снова принимался бродить по улицам, трамваи все так же сновали туда-сюда, и автомобили сновали, и люди. Куда они идут? думал я. Они идут по своим делам, — говорила мать. — Пусть себе идут.

Я спорил с трамваями, с автомобилями, с людьми, проходившими по улице.

Моя жизнь была адом, но в аду, по крайней мере, тепло, а здесь булыжники мостовой покрывались коркой льда, холод проникал в легкие, морозный воздух резал кожу. Мне хотелось куда-нибудь улететь, как улетают птицы. Поеду в Рим, — говорил я себе, там, по крайней мере, тепло. Птицы летают, а я поплелся на вокзал пешком.

Кто первым бросил камень истины? Мужчина? Женщина? Пожалуй, не это главное. Поиск надо вести в другом направлении, и прежде всего — установить, о каком камне речь. Каковы вес, форма, цвет, плотность этого камня? Его структура? Какой он — порфировый, стекловидный, пористый? Существуют миллионы разновидностей. Каково его происхождение? Вулканическое (плутоническое, рудное, эффузивное), осадочное или метаморфическое? Каменная соль - тоже камень. Не исключено, что мужчина или женщина, первыми бросившие камень истины, могли остановить свой выбор на обломке базальта (вулканический туф). Нельзя априори исключить и песчаник. И кварц ведь камень. Затем следует определить траекторию его полета, силу удара при падении с учетом закона земного притяжения. Но пусть другие занимаются поисками истины и ее связей. Это не твоя забота. Тебя должен интересовать сам камень, что не так уж мало. Учти, никто не поспешит тебе на помощь, и многие, наоборот, постараются помешать. Лучше делать свое дело тихо, тайком, ибо только таким способом молено довести до конца великие начинания. И не проси помощи у Создателя, потому что у Создателя своих дел достаточно.

II. Это восхитительно — петь и чувствовать,как звук зарождается у тебя в груди и рвется наружу

Мне всегда было трудно найти собеседника. О чем говорят люди друг с другом? Иду я иногда по улице и смотрю на людей: одни сидят в кафе и о чем-то разговаривают, другие шагают по тротуару и беседуют, жестикулируя и перебивая друг друга. И в машине водитель разговаривает с тем, кто сидит рядом. И даже на велосипеде. Я имею в виду двух людей, едущих на велосипедах и ухитряющихся переговариваться. Но о чем они говорят? Что они могут сказать друг другу? Иногда бессонной ночью я слышу за окном голоса, а выглянув, вижу двух-трех человек: сделают несколько шагов и останавливаются и говорят о чем-то, потом снова сделают несколько шагов и опять говорят. Где эти люди находят друг друга? Я пробовал заглядывать в кафе, но говорил там только с официантом: один кофе, пожалуйста. Потом еще один.

С женщинами все по-другому, потому что с ними можно разговаривать без слов, У меня с женщинами никогда трудностей не было. «Никогда» — это, пожалуй, слишком сильно сказано, вернее будет — «почти никогда». А я не с одной имел дело. Порядок был у меня с Лилианой, потому что ей от меня требовались только анекдоты; с Баттистиной, которая вечно скучала; и с Эрминией, тоже любительницей анекдотов. Наверно, многие мужчины рассказывают анекдоты женщинам. И друг другу.

С женой до свадьбы мы разговаривали очень мало. Потом поженились и теперь почти совсем не разговариваем.

В возрасте тридцати трех лет Сын Создателя погиб на кресте, я же открыл для себя вокал — это ведь тоже способ самовыражения. И жизнь моя изменилась.

Я держу филателистический магазин на виа Аренула в Риме. Мои покупатели, как правило, либо подростки, либо старики, и мне их очень жалко. Потому что я их понимаю, хотя лично у меня никакого интереса к маркам нет (да, я в них разбираюсь, но если говорить об интересе — нет, интереса нет). Это своего рода порок или мания, как и всякое коллекционирование, и предаются ему, чтобы оградить себя от других пороков или скрыть их, но подлинного счастья коллекционер никогда не испытывает. Счастье надо искать в другом. Человеку, имеющему сто марок, хочется иметь тысячу, а если у него их тысяча, ему хочется иметь сто тысяч. На свете существует определенное количество марок, но, даже если бы коллекционеру удалось заполучить их все, он не стал бы счастливее, в этом я совершенно уверен.