Змей подколодный - [12]

Когда дело дошло до пирожных, она увидела за столиком напротив Андрея Карцева. Андрей Карцев был обставлен супницами, горшочками и салатницами. Ольга понимающе ухмыльнулась — первые дни в гимназии она точно так же запихивала в себя всякую экзотическую еду. Но и после дегустации всех мыслимых и немыслимых блюд столовского ассортимента сердце Ольги по-прежнему принадлежало сосискам: что ни говорите, сосиски — это святое…

Оценив намётанным глазом пиратский выбор, она перевела взгляд на потребителя. Карцев пил маленькими глоточками что-то явно горячее и поверх чашки пристально Ольгу рассматривал, а поймав её взгляд, глаза опустил и чашку поставил. Хотелось думать, что он любовался неземной Ольгиной красотой и восторгался изящным поеданием сосисок, но думать так было чертовски глупо. Обвинив себя в глупости, Ольга, тем не менее, пирожные отодвинула, покрутила в пальцах десертную серебряную ложечку и встала, на Карцева больше не глядя. Настоящие леди едят меньше птичек.

Звонок застал её уже в кабинете словесности, и Ольга попыталась сосредоточиться — до сих пор ей удавалось запоминать всё в классе и хотя бы по литературе уроков не готовить.

Дизайн кабинета соответствовал предмету: книжные шкафы до потолка, десяток портретов — Шекспир, Гёте, Достоевский, неизбежный Лев Толстой и ещё несколько несомненно великих, но Ольге неизвестных. Литературу она не то чтобы не любила — скорее, терпеть не могла свою русичку, тощую выдру, не переваривающую Ольгину букву "д" с хвостиком кверху. В гимназии же учителем был мужчина. Звали его мистер Хендридж, и, единственный, пожалуй, из преподавателей, выглядел он настоящим сказочным магом. К галстуку и сюртуку прилагались седая борода, и седые кудри, и нос крючком. Ольге всё время казалось, что костюм его — видимость, а на самом деле (если отвернуться, а потом быстро-быстро посмотреть) на мистере Хендридже — хламида до полу, усыпанная каббалистическими знаками, и остроконечная шляпа с широкими полями. И волшебная палочка… При этом словесник магией на уроках не пользовался — единственный из учителей. Но лекции его завораживали безо всяких чудес.

Проходили они сейчас Пушкина, и Ольга, стихов особо не читавшая, из уст Хендриджа слушала их, рот раскрывши. А уж если вспомнить, что дедушка — англичанин… Ну, раз "мистер", верно? Впрочем, к большинству учителей полагалось обращаться то "сэр", то "фрау", и все они, невзирая на иностранные фамилии, по-русски говорили, будто профессора филологии — причём в девятнадцатом веке.

Сегодня Хендридж стихи не декламировал, рассуждал о теории, о размерах и канонах. Ольга, возбуждённая встречей в библиотеке, записывать — записывала, но вникнуть не могла и, наконец, попытки бросила, уповая на взятый учебник.

— И в элементах, правила повтора которых не канонизированы, — метры, рифмы… — вещал словесник, а Ольга напряжённо думала, что, собственно, она скажет похожему на пирата Карцеву, вертела ручку, рассеянно рассматривала одноклассниц.

Одноклассниц было всего-то пять, и они Ольге, в общем, нравились. Не тормоза, не крутые, скорее, по школьной шкале, нейтралы. И сплошные заучки, но не по призванию — Ольга сама стала теперь заучка, куда деваться! Но с интеллектом у них полный порядок. Вряд ли станут часами обсуждать, кто кому чего сказал и как посмотрел. Хорошие, кажется, девчонки, но Ольга всегда дружила больше с мальчишками, а мальчишки здесь учились отдельно. Предстоящее общение с Карцевым, правда, тоже не радовало. Пират показался ей высокомерным занудой, при другом раскладе Ольга бы с ним никаких дел не имела никогда и ни за что.

— Уяснили, девочки? — ласково спросил мистер Хендридж. — А теперь попробуем отыскать пример пятистопного ямба. Я вижу, госпожа Заворская чрезвычайно задумчива сегодня, не иначе ямбы ей давно знакомы. Прошу вас, Ольга Сергеевна.

Ольга встала, судорожно соображая: пятистопный ямб… ага, у Пушкина всплошную ямбы…

— Я к вам пишу — чего же боле…

Словесник слушал внимательно и дал ей закончить строфу.

— А теперь посчитаем стопы, сударыня. Загибаем пальчики — мысленно, мысленно! — "я к вам", "пишу", "чего", "же боле"…

— Четыре, — сказала Ольга. — Это четырёхстопный.

— Именно. А пятистопный… вот, послушайте, прекрасные строки! "Роняет лес багряный свой убор, сребрит мороз увянувшее поле"… Кто-нибудь продолжит? Стихи известные… — Мистер Хендридж замолк, вопрошающе оглядывая класс, и, обманувшись в ожиданиях, тяжко вздохнул: — О, эти средние школы!.. Я уж не говорю о косноязычии, которым страдает большинство первокурсников! Ваша речь должна быть безукоризненной, даже если разговор идёт о фасоне платья. А покамест… покамест и словарный запас-то у вас отнюдь не велик… Но мы постараемся, верно, девочки? Словесности у нас всего две пары в неделю, времени на подготовку предостаточно… Дабы поиски вам облегчить, возьмём синий десятитомник, и к следующему занятию, помимо теории, — наизусть…

И он принялся диктовать названия и страницы.

Записывая седьмое стихотворение, Ольга помянула "эти средние школы" с тоскливою ностальгией. "Да уж, придётся постараться, — мрачно думала она, разглядывая неслабый список в тетрадке. — Спасибо, хоть искусство декламации в расписании отсутствует. Хотя у третьего, кажется, курса риторика есть… С ума я сойду, если всё это вызубрю, сил моих больше нет. В фантастике хорошо — час под аппаратом, и готово, китайский выучил… А ещё маги!"